Изложение: Мари-Франсуа Вольтер. Микромегас

Герои повести «Микромегас» — уроженцы планет Сириуса и Сатурна, Микромегас, молодой человек, обитатель звезды Сириус, к 450 годам — на пороге отрочества — занялся анатомическими исследованиями и написал книгу. Муфтий его страны, бездельник и невежда, нашел в этом труде положения подозрительные, дерзкие, еретические и начал яростно преследовать ученого. Он объявил книгу запрещенной, а автор получил приказ не являться ко двору в течение 800 лет. Микромегас не был особенно огорчен тем, что его удалили от двора, прозябавшего в низостях и суете, и отправился путешествовать по планетам. Он изъездил весь Млечный Путь и очутился на планете Сатурн. Жители этой страны были просто карликами по сравнению с Микромегасом, рост которого составлял 120 тысяч футов. Он сблизился с сатурнийцами после того, как они перестали ему удивляться. Секретарь сатурнийской академии, человек большого ума, умело излагающий суть чужих изобретений, подружился с пришельцем, который объяснил ему, что цель его путешествия — поиск знаний, которые могли бы его просветить. — Расскажите, сколько органов чувств у людей вашей планеты, — попросил путешественник. — У нас их семьдесят два, — отвечал академик, — и мы постоянно жалуемся на то, что этого слишком мало. — Мы одарены примерно тысячей чувств и все-таки в нас всегда остается беспокойство, что мы ничтожны и есть существа, превосходящие нас, — заметил Микромегас. — Сколько вы живете? — был следующий его вопрос. — увы, мы живем очень мало, всего лишь пятнадцать тысяч лет. Наше существование не более чем точка, наш век — мгновение. Едва начинаешь познавать мир, как, еще раньше, чем приходит опыт, является смерть. — Это совсем как у нас, — вздохнул великан. — Если бы вы не были философом, — продолжал он, — я побоялся бы огорчить вас, сообщив, что наша жизнь в семьсот раз длиннее вашей; но когда наступает смерть, то прожили ли вы вечность или один день — решительно все равно. После того как они сообщили друг другу немногое из того, что знали, и многое из того, чего не знали, оба пришли к решению совершить небольшое философическое путешествие.

Пробыв на Юпитере целый год и узнав за это время множество интереснейших тайн, которые были бы опубликованы в печати, если бы не господа инквизиторы, они поравнялись с Марсом. Наши друзья продолжили свой путь и достигли Земли на северном берегу Балтийского моря пятого июля 1737 г. Они захотели познакомиться с маленькой страной, в которую попали. Сначала они направились с севера на юг. Так как иноземцы шли довольно быстро, они обошли всю землю за тридцать шесть часов. Вскоре они вернулись туда, откуда вышли, пройдя через море, почти неприметное их глазу и называемое Средиземным, и через другой маленький пруд, Великий океан. Карлику океан этот был по колено, а Микромегас лишь омочил в нем пятку. Они долго спорили, обитаема ли эта планета. И лишь когда Микромегас, разгорячившись в споре, порвал свое бриллиантовое ожерелье, сатурниец, поднеся несколько камней к глазам, обнаружил, что они являются великолепными микроскопами. С их помощью путешественники обнаружили кита, а также корабль, на борту которого находились ученые, возвращавшиеся из экспедиции. Микромегас схватил судно и ловко положил его на свой ноготь. Пассажиры и экипаж в этот момент сочли себя унесенными ураганом и выброшенными на скалу, началась паника. Микроскоп, который едва позволил различить кита и судно, оказался бессилен для обозрения столь незаметного существа, как человек. Но Микромегас наконец-то разглядел какие-то странные фигурки. Эти незнакомые существа шевелились, разговаривали. Чтобы говорить, надо мыслить, а если они мыслят, они должны обладать неким подобием души. Но приписать такого рода насекомым душу казалось Микромегасу нелепым. Меж тем они слышали, что речь этих козявок вполне разумна, и эта игра природы казалась им необъяснимой. Тогда сатурниец, у которого был более мягкий голос, с помощью рупора, сделанного из обрезка ногтя Микромегаса, вкратце разъяснил землянам, кто они такие. В свою очередь он спросил, всегда ли они находились в столь жалком состоянии, близком к небытию, что они делают на планете, хозяевами которой, по-видимому, являются киты, были ли они счастливы, имеют ли душу, и задал еще множество подобных вопросов. Тогда самый болтливый и смелый из этой компании, оскорбленный тем, что усомнились в существовании у него души, воскликнул: «Вы воображаете, сударь, что, имея от головы до пят тысячу туазов (туаз — около двух метров), вы можете…» Он не успел закончить фразу, так как изумленный сатурниец перебил его: «Тысячу туазов! Откуда вы знаете мой рост?» — «Я измерил вас и могу измерить вашего огромного спутника», — ответил ученый. Когда был правильно назван рост Микромегаса, наши путешественники буквально онемели. Придя в себя, Микромегас заключил: «Вы, имея столь мало материи, и будучи, по-видимому, вполне духовными, должны проводить жизнь в любви и покое. Я нигде не видел настоящего счастья, но здесь оно обитает несомненно». Один из философов возражает ему: «В нас больше материи, чем нужно для того, чтобы натворить много зла. Знаете ли вы, например, что в это самое время, когда я беседую с вами, сто тысяч безумцев нашей породы, носящих на голове шляпы, убивают или сами дают себя убить ста тысячам других животных, которые покрывают головы чалмой; и что так ведется почти по всей земле с незапамятных времен». Микромегас, полный возмущения, воскликнул, что у него появилось желание тремя уларами каблука раздавить этот муравейник, населенный жалкими убийцами. «Не трудитесь, — ответили ему. — Они сами достаточно трудятся над собственным уничтожением. К тому же надо карать не всех, а бесчеловечных сидней, которые не выходят из своих кабинетов, отдают, в часы пищеварения, приказ об убийстве миллионов людей». Тогда путешественник почувствовал сострадание к маленькому роду человеческому, являвшему такие удивительные контрасты. Он обещал сочинить для землян превосходную философскую книгу, которая объяснит им смысл всех вещей. Он действительно передал им это сочинение перед своим отъездом, и том этот отправили в Париж, в Академию наук. Но когда секретарь открыл его, то ничего, кроме чистой бумаги, там не обнаружил. «Я так и думал», — сказал.