Реферат: Теория элит

Реферат: Теория элит

РЕЗАКОВ МАКСИМ РАВИЛЬЕВИЧ

ЭЛИТОЛОГИЯ

СОЦИОЛОГИЯ

План.

Введение.

I.Классические теории элит.

Основоположники и классики элитологии.

II.Современные теории элит.

Основные направления современной элитарной теории.

III.Политическая элита в России.

Политическая элита и аппарат органов государственной власти: диалектика взаимодействия.

Заключение.

Библиография.

Введение

В процессе становления российской демократической государственности и формирования отвечающим современным условиям политической элиты важное место принадлежит изучению анализу и использованию исторического опыта. Общеизвестно, что без знания того, как развивались элитологические теории в прошлом, не­возможно научное решение вопросов элиты сего­дня,как говорил великий Гегель ’’изучение прошлого помогает лучше понять настоящее и разглядеть буду­щее’’. Таким образом, изучение исторических фактов позволит учесть уроки прошло­го в сегодняшних условиях.

  Проблемы изучения теории элит от­ражены  в работах многих авторов, таких как Ашин,  Охотский,Миллс и многих других.Но вы то же время элитология молодая наука только начавшая свое формирование несмотря на то что теории элит ведут свое начало с древнейших времен, с времен первых элитологов Платона и Аристотеля.

Объект нашего исследования –классические и современные теории элит.И политические элиты в России.Эта тема одна очень актуальна на сегодняшний период так как все мы являемся свидетелями глубоких качественных перемен и трансормаций, которые характеризуют современный мир, это в полной мере касается и России. В этой связи закономерен и естественен интерес общества к проблеме лидерства, к современным теориям и их истокам.

Несмотря на то, что исследование является социологическим , в ходе него использованы методы и приемы чисто исторического исследования. Методологическим принципом изучения истории и тории элит является принцип системного подхода. Это прежде всего признание того, что явле­ния общественной жизни рассматриваются не изолированно, а во взаимной связи, как некая целостность.

Предлагаемая работа освещает основные вопросы классических и современных теорий элит и поскольку накопленный в нашей стране опыт интересен и многообразен то и политические элиты в России.

I. Классические теории элит.

Основоположники и классики элитологии.

Речь пойдет о процессах формирования собственно элитологии и ее авторах, т.е. о периоде, охватывающем последнее столетие. При­знанными основателями элитологии и ее «патриархами» являются итальянские социологи Г.Моска, В.Парето, Р.Михельс. Им удалось достаточно предметно и конкретно сформулировать основные по­ложения научно-философской концепции элиты, представить их в форме определенной системы взглядов относительно того социаль­ного слоя, который в силу обладания наибольшим количеством позитивных качеств, видов ценностей и приоритетов (власть, бо­гатство, происхождение, культура, сила воли, место в церковно-духовной сфере и т.д.) занимает наиболее влиятельные позиции в общественной иерархии.

К представителям первого поколения элитологов, научная дея­тельность которых приходится на конец XIX—первую треть XX века, относятся также французский политолог Ж.Сорель, выдающийся немецкий социолог М.Вебер, испанский культуролог и политолог Х.Ортега-и-Гассет.

Они сформулировали азбуку современной доктрины элитариз­ма. Их многочисленные последователи развивали и переосмысли­вали отдельные положения, но фундаментальные основания оста­ются и поныне практически незыблемыми. Именно они сделали элиту предметом специального исследования, попытались дать ей дефиницию, раскрыть структуру, законы функционирования, роль в социальной и политической системе. Особую практическую зна­чимость имеют открытые ими закономерности циркуляции и смены элит, элитарная структура общества как необходимость и как нор­матив'.

Пальма первенства в формулировании современных теорий эли­ты принадлежит Гаэтано Моске и Вильфреду ГТарето. Причем меж­ду этими авторами и их последователями шел и продолжается спор о приоритете. В.Парето стал знаменит, пользовался европейской известностью задолго до того, как стал известен Моска. Но целос­тную концепцию правящего класса, его роли в социально-полити­ческом процессе (в первых трудах Моски термин «элита» отсутству­ет, зато его широко использует Парето) впервые выдвинул именно Моска. Позднее Моска обвинял Парето (не без некоторых основа­ний) в принижении его заслуг в разработке теории политической элиты, сетовал на то, что тот не сослался должным образом на его работы, которые знал и в значительной мере использовал. Во вся­ком случае, и Моска, и Парето высказали ряд сходных идей. Они достаточно убедительно доказали, что наличие сильной правящей элиты во главе с авторитетным лидером — непременное условие дина­мичного развития общества.

Концепция правящего класса как субъекта политического про­цесса была сформулирована Гаэтано Моско в книге «Основы по­литической науки», вышедшей в 1896 г. и получившей широкую известность после второго переработанного и расширенного изда­ния в 1923 г. Но особенно возросла популярность Моски после пе­ревода его книги на английский язык под названием «Правящий класс». Обратимся к этой книге — классике элитологии.

Исходный пункт концепции Моски — деление общества на гос­подствующее меньшинство и политически зависимое большинство (массу). Господство элит — закон общественной жизни. Вот как формулирует Моска свое кредо по этому поводу: наличие правящих слоев становится очевидным даже при самом поверхностном взгля­де. (Обратим внимание на эту мысль, которой обычно не придают значения и в которой, может быть, больше смысла, чем первона­чально вкладывал в нее даже сам ее автор). Моска фиксирует наше внимание на том, что очевидно уже на уровне обыденного созна­ния — наличие в обществе управляющих и управляемых, то есть обыденное сознание, которому чаще всего мало ясны причины де­ления общества на классы, не улавливает сущности социально-по­литических отношений. В любой общественной системе есть власть имущие и есть безвластные. Во всех обществах, начиная с едва приближающихся к цивилизации и кончая современными передо­выми и мощными обществами, всегда взаимодействуют два соци­альных класса — класс, который правит, и класс, которым пра­вят. Первый класс, всегда менее многочисленный, выполняет все политические функции, монополизирует власть, в то время как другой, более многочисленный, управляется и контролируется пер­вым1. Причем таким способом, который обеспечивает функциони­рование политического организма. В реальной жизни мы все при­знаем существование такого класса. Не случайно эту мысль при­водит и комментирует большинство исследователей элитаризма как классическую формулировку основ теории элит.

Но поскольку управление общественными делами всегда нахо­дится в руках меньшинства влиятельных людей, с которыми со­знательно или бессознательно считается большинство, Моска ста­вит под сомнение сам термин демократия. Демократию он счита­ет камуфляжем все той же власти меньшинства. Ее он называет плутократической, признавая, что именно в опровержении демок­ратической теории в основном заключается задача его теоретичес­кого поиска.

Но ведь известно, что власть меньшинства над большинством в той или иной степени легитимизируется, т.е. осуществляется с со­гласия большинства. Чем же объясняет этот феномен Моска? Прежде всего тем, что правящее меньшинство всегда является организован­ным меньшинством, ... во всяком случае, по сравнению с неорганизо­ванной массой.Суверенная власть организованного меньшинства над неорганизованным большинством неизбежна. Власть всякого меньшинства непреодолима для любого представителя большинства, который противостоит тотальности организованного меньшинства.

Однако есть и еще одно обстоятельство, легитимизирующее эту власть: это то, что представляющие ее индивиды отличаются от остальной массы такими качествами, которые обеспечивают им материальное, интеллектуальное и даже моральное превосходство. Другими словами, представители правящего меньшинства неиз­менно обладают свойствами, реальными или кажущимися, кото­рые глубоко почитаются в обществе, в котором они живут. Глав­ные среди них — образование, смелость, гибкость, сила убежде­ния, готовность использовать силовые методы по отношению к противнику. Эти качества крайне важны для представителей пра­вящих сил, ибо массы, по мнению Моски, в принципе апатичны и всегда склонны благоговеть перед силой. Только при сильном лидере массы успокаиваются, а элита становится неуязвимой.

Весьма убедителен тезис Моски и о необходимости для власть имущих материального и морального превосходства, а также воен­ной доблести, которая, по его мнению, особую роль играла на ранних стадиях развития общества, а сейчас такой роли не играет, хотя и имеет немаловажное значение. В обществах, отличающих­ся высоким уровнем цивилизации, особую значимость приобретает интеллектуальное превосходство управленческого меньшинства и богатство. Доминирующей чертой правящего класса стало в боль­шей степени богатство, нежели воинская доблесть; правящие ско­рее богаты, чем храбры. И далее: В обществе, достигшем опре­деленной стадии зрелости, где личная власть сдерживается властью общественной, власть имущие, как правило, богаче, а быть бога­тым — значит быть могущественным. И действительно, когда борьба с бронированным кулаком запрещена, в то время как борьба фун­тов и пенсов разрешается, лучшие посты неизменно достаются тем, кто лучше обеспечен денежными средствами.

По мнению Моски, связь тут двусторонняя: богатство создает политическую власть точно так же, как политическая власть создает богатство. Здесь проявляется внешнее сходство позиций элитарис-тов с марксистской концепцией общественного устройства. Но это только видимость. Моска, в отличие от Маркса, утверждал, что фундаментом общественного развития служит не экономика, а по­литика, не базисные отношения, а надстроечные, политические. И вот почему. Правящий или политический класс концентрирует руководство политической жизнью в своих руках, объединяет ин­дивидов, обладающих «политическим сознанием» и решающим вли­янием на экономику, на экономическую элиту. С переходом от одной исторической эпохи к другой изменяется состав правящего класса, его структура, требования к его членам, но как таковой этот класс всегда существует, более того, он определяет истори­ческий процесс. А раз так, то задача элитологии состоит в исследо­вании условий существования правящего политического класса, удержания им власти, механизмов взаимоотношений с массами.

Моска различает автократический и либеральный принципы прав­ления организованного меньшинства в зависимости от характера политической ситуации и скептически оценивает концепции на­родного суверенитета и представительного правления. На вопрос о том, какой тип политической организации является лучшим, Мос­ка отвечает однозначно — тот, который дает элите возможность развиваться, подвергаться взаимному контролю и соблюдать прин­цип индивидуальной ответственности. Власть элиты он ставит в зависимость от того, в какой степени качества ее членов соответ­ствуют потребностям эпохи, из какой бы социальной страты они не рекрутировались.

Причем правящее меньшинство может рекрутироваться различ­ными способами, но главным критерием отбора являются способно­сти, профессионализм и качества, желательные для политического управления. Поэтому важнейшей задачей элитологии Моска считал анализ кадрового состава элит, принципов ее формирования, сис­тем их организации. Мало того, даже изменения в структуре обще­ства, полагал он, можно суммировать изменениями в составе элит.

С его точки зрения, правящее меньшинство всегда более или менее консолидировано и подвержено тенденции превратиться в закрытый класс. Все правящие классы стремятся стать наследствен­ными, если не по закону, то фактически. В этой фразе ... большая доля истины. Причем относящаяся к элитам самых разных полити­ческих систем — от восточной деспотии до партийной номенклату­ры «реального социализма». Впрочем, Моска справедливо отмеча­ет историческую опасность этой тенденции для самой же элиты. Но тут же обращает внимание на все более заметную в современных условиях тенденцию перехода от более закрытых правящих классов к менее закрытым, от наследственных привилегированных каст к более открытым системам, где, в частности, образование откры­вает путь к правительственным постам.

Г. Моска подмечает и анализирует две тенденции в развитии пра­вящего слоя: аристократическую и демократическую. Первая тен­денция ведет к окостенелости и отсутствию мобильности правящего класса, сужает каналы вхождения в элиту представителей других слоев общества, приводит элиту к вырождению. Вторая тенденция присуща, как правило, историческим периодам прогресса и дина­мичных социальных изменений, когда происходит пополнение пра­вящего класса и его элиты наиболее подготовленными и способны­ми представителями социальных низов. Развивающаяся таким об­разом элита наиболее продуктивна и подвижна.

Завершая обзор взглядов Г.Моски, отметим, что для него глав­ное в правлении элиты — идея, с помощью которой правящее мень­шинство стремится оправдать свою власть, старается убедить боль­шинство в легитимности этой власти. Можно упрекнуть Г.Моску в принижении роли народных масс в истории, в нигилистическом отношении к демократии. Однако это не совсем так. В последних работах отношение Г.Моски к идеям демократии заметно меняет­ся. Об этом речь пойдет далее.

Другим основателем элитологии считается Вильфредо Парето, один из виднейших представителей позитивистской социологии конца XIX—начала XX века, заявлявший, что его цель — создать «исключительно экспериментальную социологию», подобно хи­мии и физике. Он способствовал широкому проникновению в со­циологию математических и статистических методов исследования. Но, как и другие социологи-позитивисты, претендовавшие на строгую научность и беспартийность своей теоретической системы, он сплошь и рядом заимствовал догмы и предрассудки того социального слоя, к которому принадлежал и интересы которого отстаивал.

На творчество Парето оказали влияние, с одной стороны, либе­ральные установки позитивистов Кона, Милля, с другой стороны, индивидуалистические и аристократические взгляды Ницше. Общество Парето рассматривал как целостность, а его части — как функциональные элементы этого целого. Не случайно многие ве­дущие социологи считают его одним из предшественников функци­ональной теории. Парето исходит из того, что фундаментальным социальным законом является закон «социальной гетерогенности», внутренней дифференцированности, сердцевиной которого явля­ется противопоставление массы управляемых индивидов небольшо­му числу управляющих, которых он и называет элитой. Социальная система находится в движении, переживает подъемы и спады, но, по Парето, всегда стремится к равновесию. Причем это равновесие не статичное, а динамичное. И главное: динамика социальной струк­туры инициируется и даже детерминируется элитой — правящим мень­шинством. Удерживается же элита у власти «частично с помощью силы, частично с согласия управляемого класса, более многочис­ленного.

Для выявления того, кто может быть отнесен к элите, Парето предлагает статистический метод. «Допустим, — рассуждает он, — что во всех областях человеческой деятельности индивиду дается индекс, являющийся как бы оценкой его способностей, подобно тому, как ставят оценки на экзаменах по разным предметам в шко­ле. Дадим, например, тому, кто превосходно делает свое дело, индекс 10. А тому, чьи успехи сводятся только к наличию един­ственного клиента — индекс I, так, чтобы можно было поставить О кретину. Тому, кто сумел заработать миллионы (неважно, чест­ным или бесчестным путем), мы поставим 10; человеку, зарабаты­вающему тысячи франков, — балл 6; тем, кто едва избежал дома для бедных — 1, оставив 0 тем, кто туда попал... Совокупность людей, каждый из которых получил в своей области деятельности самую высокую оценку, назовем элитой»2. И далее. «Дадим, на­пример, крупнейшему юристу балл 10; тому, кто не заполучил ни одного клиента — 1, резервируя 0 для идиота. Ловкому жулику, который обманывает людей и не попадается под уголовный кодекс, мы поставим 8, 9 или 10 в зависимости от числа простофиль, кото­рых он заманил в свои сети или количества денег, которые он у них выманил. Нищему мелкому жулику, крадущему столовые предме­ты у трактирщика и вдобавок схваченному за шиворот жандарма­ми, мы поставим I... Шахматистам можно присваивать более точ­ные индексы, основываясь на количестве и качестве выигранных партий. И так далее для всех сфер деятельности...»2. Такова систе­ма критериев элитаризма. Главное, в конечном итоге, умение ов­ладеть богатством. Богатые образуют вершину социальной пирами­ды, бедные — ее основание.

Это суждение дополняется еще одним немаловажным сюжетом о том, что материальные и иные ценности распределяются в обще­стве в высшей степени неравномерно, и особенно власть, богат­ства, почести. Неравенство в распределении богатства, по-види­мому, зависит гораздо больше от самой природы человека, чем от экономической организации общества. Неравное распределение богатства есть неточное отражение социальной гетерогенности, т.е. неравного распределения евгенических свойств, поскольку адекват­ному соответствию препятствуют социальные перегородки. Указан­ная неравномерность связана с тем, что меньшинство управляет большинством, прибегая к силе и хитрости, причем оно стремится легитимизировать свою власть, внушая управляемым, что она вы­ражает интересы общества, что долг массы — подчиняться элите, признавать ее законное и естественное право на богатство...

Таким образом, подход Парето нейтрален в ценностном отно­шении, в его понятии элиты не следует искать моральный или ме­тафизический смысл, а лишь попытку объективного постижения социальной дифференциации. Элиту, с его точки зрения, состав­ляют те, кто оказывается наверху в реальной борьбе за существова­ние.

Графики иерархического деления людей по разным показателям (авторитет, умение, образование, богатство) частично совпадают с графиком распределения богатства, и все же последний оказыва­ется «осевым». Неизбежность деления общества на элиту и массу Парето выводил из неравенства индивидуальных способностей лю­дей, проявляющегося во всех сферах социальной жизни. Индиви­ды, обладающие большим влиянием, богатством образуют «выс­шую страту общества, элиту». К ней Парето относит прежде всего коммерческую, политическую, военную, религиозную верхушку. Причем не имеет смысла задаваться вопросом о том, подлинна или неподлинна элита и имеет ли она право на данное название. Это элита де-факто.

Мы видим предельно широкую трактовку элиты. Но у Парето можно встретить и понимание элиты в узком смысле. Это та ее часть, которая играет определяющую, правящую роль в политике. В этом смысле слово элита, по Парето, оказывается аналогом по­литического класса Г.Моски. Итак, не все члены элиты входят в правящую элиту (т.е. понимаемую в узком смысле этого слова);некоторые из них образуют неправящую элиту. Так, активисты мно­гочисленных политических партий, внесистемная оппозиция, вы­дающиеся ученые-политологи входят в элиту, но не оказывают зна­чительного влияния на правительство.Для объяснения социальной динамики Парето формулирует свою известную теорию «циркуляции элит». Вот ее главные идеи. Соци­альная система стремится к равновесию и при выводе ее из этого состояния с течением времени возвращается к нему; процесс коле­бания системы и прихода ее к «нормальному состоянию» равнове­сия образует социальный цикл. Течение цикла зависит от характера циркуляции элит. Парето стремится представить исторический про­цесс в виде вечной циркуляции основных типов элит. Элиты воз­никают из низших слоев общества и в ходе борьбы поднимаются в высшие, там расцветают и в конце концов вырождаются, уничто­жаются и исчезают... Этот кругооборот элит является универсаль­ным законом истории, — делает вывод социолог. История для Парето — это история преемственности привилегированных мень­шинств, которые формируются, борются, достигают власти, на­слаждаются властью, приходят в упадок и заменяются другим при­вилегированным меньшинством.

Как видим, схема этой циркуляции мало общего имеет с исто-рико-материалистическим подходом к пониманию общественного развития, в чем-то даже спекулятивна в своих претензиях на уни­версальность. Не учитывать это мы не можем.

Почему происходит смена элит? — ставит вопрос Парето. Тем более, что их господство, как правило, неустойчиво и непродол­жительно. И отвечает: во-первых, потому, что многие аристокра­тии являются преимущественно военными (во всяком случае опи­рающимися на военную силу), и они истребляются в бесконечных войнах. А самое главное, через несколько поколений аристократия становится изнеженной, теряет жизнестойкость и решительность в использовании силы. Качества, обеспечивающие элите господство, меняются в ходе цикла социального развития; отсюда меняются и типы элит. Результат: история человечества и отдельных обществ оказывается кладбищем аристократии.

По Парето, существует два главных типа элит, которые после­довательно сменяют друг друга. Первый тип — «львы» (Парето, как видим, использует терминологию Макиавелли). Для них характе­рен крайний консерватизм, грубые, «силовые» методы правления. Второй тип — «лисы», мастера обмана, политических комбинаций, интриг. Стабильная политическая система характеризуется преоб­ладанием элиты «львов». Напротив, неустойчивость состояния по­литической системы требует прагматически мыслящих энергичных деятелей, новаторов, комбинаторов.

Каждой элите свойственен один из двух основных методов уп­равления: элите «лис» — манипулятивный, включающий компро­миссы, социальную демагогию; элите «львов» — метод силы и гру­бого подавления. Постоянная смена одной элиты другой является результатом того, что каждый тип элит обладает определенными преимуществами, которые, однако, с течением времени переста­ют соответствовать потребностям руководства обществом. Поэтому сохранение равновесия социальной системы требует постоянного процесса замены одной элиты другой по мере того, как перед эли­тами возникают иные, но в общем-то повторяющиеся ситуации. Общество, где преобладает элита «львов», представляет собой об­щество ретроградов, оно неподвижно, застойно. Напротив, элита «лис» динамична. Представители первой любят спокойствие, вкла­дывают свои капиталы в ренту, представители второй извлекают прибыль из любых колебаний рыночной конъюнктуры.

Демократические режимы Парето называл плутодемократичес-кими. Это власть элиты «лис», предпочитающая хитрость и изво­ротливость голому насилию, поддерживающая свое господство про­пагандой, политическими комбинациями и маневрированием.

Механизм социального равновесия функционирует нормально, считает Парето, когда обеспечен, в соответствии с требованиями ситуации, пропорциональный приток в элиту людей первой и вто­рой ориентации. Прекращение циркуляции приводит к вырожде­нию властвующей элиты, к революционной ломке системы, к вы­делению новой элиты с преобладанием в ней элементов с качества­ми «лис», которые с течением времени вырождаются во «львов»,сторонников жесткой реакции, и соответствующий «цикл» повторя­ется снова. Революции, по Парето, всего лишь смена и борьба элит:правящей элиты и потенциальной элиты, которая, правда, маски­руется тем, что говорит якобы от имени народа. Но это очень часто лишь обман для непосвященных.Парето отмечает, что высшая и низшая страты (элита и массы) неоднородны. В низшей имеются люди, обладающие способнос­тями к управлению обществом. В элите же постоянно накаплива­ются элементы, не обладающие качествами, необходимыми для управления, и прибегающие к насилию, террору. Аристократия переживает не только количественный, но и качественный упадок. Вместе с тем история — не только кладбище аристократии, но и преемственность аристократии. «Правящий класс пополняется се­мьями, происходящими из низших классов». Элита, борясь с контрэлитой, может использовать один из двух способов (или оба сразу): либо уничтожить ее, либо абсорбировать, причем после­дний способ — не только более гуманный, но и наиболее эффек­тивный, поскольку дает возможность избежать революций.

Следует сказать, что английская элита оказалась, пожалуй, наи­более преуспевшей в абсорбации потенциальных и наиболее подго­товленных представителей контрэлиты. Несколько веков она дер­жит открытыми (или, лучше сказать, приоткрытыми) двери для наиболее мобильных представителей непривилегированных классов. Значительно ниже социальная мобильность в элиту в Испании, Португалии, странах Латинской Америки. Всякое общество чрева­то нестабильностью. Закрытость элит рано или поздно приводит к старению общества и его закату.

В своем фундаментальном труде «Социалистические системы» Парето соглашается с Марксом в том, что классовая борьба — важ­нейший фактор мировой истории. Но утверждает, что неверно по­лагать, что классовая борьба порождается экономическими причи­нами, вытекающими из отношений собственности на средства про­изводства. Он считает, что борьба за политическую власть является первопричиной как столкновения элиты и масс, так и соперниче­ства правящей и неправящей элит. Следствием классовой борьбы в современную эпоху будет не установление диктатуры пролетариа­та, как утверждал Маркс, а господство тех, кто выступает от име­ни пролетариата, т.е. опять-таки привилегированной элиты. В наше время социалисты отлично усвоили, что революции конца XVIII века просто поставили у власти буржуазию на место прежней элиты, ...но они искренне считают, будто новая элита политиков будет крепче держать свои обещания, чем те, которые сменяли друг друга до сих пор. Впрочем, все революционеры последовательно провозглашают, что прошлые революции в конце концов закан­чивались только надувательством народа, что подлинной станет та революция, которую готовят они. «Все до сих пор происходив­шие движения, — говорится в «Манифесте Коммунистической партии», — были движениями меньшинства или совершались в ин­тересах меньшинства. Пролетарское движение есть самостоятель­ное движение огромного большинства в интересах огромного боль­шинства». К сожалению, эта подлинная революция, которая дол­жна принести людям безоблачное счастье, есть лишь вводящий в заблуждение мираж, никогда не становящийся реальностью. Она похожа на золотой век, о котором мечтали тысячелетиями. Паре-то можно поздравить: почти через столетие общественность может по достоинству оценить его проницательность.

Наряду со сходством базисных положений Парето и Моски мож­но отметить и их различия. Если Парето делал упор на замене од­ного типа элит другим, то Моска подчеркивал постепенное про­никновение в элиту «лучших» представителей массы. Если Моска абсолютизирует действие политического фактора, то Парето объяс­няет динамику элит во многом психологически: элита господствует над массой, насаждая политическую мифологию, сама же она воз­вышается над обыденным сознанием. Для Моски элита — полити­ческий класс, у Парето понимание элиты шире, оно более антро-пологично.

Многие крупные современные политологи критикуют опреде­ленные стороны концепции Парето, особенно за перегруженность ценностными суждениями, спорность выводов о «циркуляции элит».

Перечисление основоположников элитологии бьыо бы непол­ным, если бы мы не остановились на трудах Р.Михельса. В кон­тексте элитологии нас больше всего будет интересовать главный труд Р.Михельса «Социология политических партий в условиях демокра­тии», изданный в Лейпциге в 1911 году. Здесь мы отмечаем прак­тически полную солидарность ученого с уже знакомыми нам поло­жениями о том, что общество не может существовать без господ­ствующего или политического класса, и что наличие такого класса — постоянно действующий фактор социальной эволюции. Он с сочувствием цитирует мысль Руссо о том, что масса, делегируя свой суверенитет, перестает быть суверенной. Для него представ­лять ... значит выдавать единичную волю за массовую. Отсюда вы­текает важнейшая исходная точка его рассуждений: «Масса вообще никогда не готова к господству, но каждый входящий в нее инди­вид способен на это, если он обладает необходимыми для этого положительными или отрицательными качествами, чтобы подняться над нею и выдвинуться в вожди». Даже самое бесклассовое (если таковое возможно) коллективистское общество будущего нуждает­ся в элите.

Михельс был убежден, что большинство человечества никогда не будет способно к самоуправлению, даже в том случае, если ког­да-либо недовольным массам удастся лишить господствующий класс его власти. И все потому, что рано или поздно в среде самих масс с необходимостью появится новое организованное меньшинство, которое возьмет на себя функции господствующего класса. И дела­ет глобальный вывод: господствующий класс представляет собой единственный фактор, имеющий непреходящее значение во всемирной истории. Это уже чистый элитаризм, а автор — убежденный элитарист.

Известность Михельса связана также с сформулированным им «железным законом олигархических тенденций». Суть закона: демок­ратия, чтобы сохранить себя и достичь известной стабильности, вынуждена создавать организацию, а это связано с выделением эли­ты — активного меньшинства, которому массе приходится дове­риться ввиду невозможности ее прямого контроля над этим мень­шинством. Поэтому демократия неизбежно превращается в оли­гархию, и люди, совершая социальный переворот, убегают от Сциллы, чтобы попасть к Харибде. Таким образом, демократия сталкивается с неразрешимым противоречием: во-первых, она чужда человеческой природе и, во-вторых, неизбежно содержит олигархическое ядро.

Нужно сказать, что первоначально идеи и политические пози­ции Михельса отличались руссоистско-синдикалистским макси­мализмом, убежденностью автора в том, что подлинная демокра­тия — ...непосредственная, прямая; демократия представительная —

явление преходящее, переходное: она несет в себе зародыш олигархичности. Затем Михельс приходит к выводу о том, что олигар­хия — неизбежная тенденция в мире организаций, в том числе по­литических партий. Причина образования олигархии даже в самых демократических организациях лежит в технической невозможнос­ти обойтись без лидеров, без аппарата управления, из чего создает­ся соответствующий слой чиновничества. Причем эти выводы ни в коей мере, по мнению автора, «не опровергают материалистичес­кое понимание истории, не подменяют его, а только дополняют». Классовая борьба всей своей логикой приводит к созданию новой олигархии, переплетающейся со старой. В серьезной обоснован­ности этих выводов трудно усомниться.

Значительное внимание в своих научных исследованиях Михельс уделяет анализу деятельности политических (прежде всего социа­листических и социал-демократических) партий, выяснению их роли как источника и механизма формирования элитных правя­щих слоев. Михельс исходит из того факта, что власть в партиях принадлежит фактически узкому кругу лиц, находящихся на вер­хних ступенях партийной иерархии. Необходимость управления организацией требует создания аппарата, состоящего из профес­сионалов, и партийная власть неизбежно концентрируется в их руках. Но партия — это не самоцель и она не тождественна с классом или массой. Это средство достижения правящей партий­ной элитой определенных целей, главная из которых — государ­ственная власть. Поэтому партии делегируют на самые высокие и авторитетные должности, особенно в парламентах, своих самых подготовленных и авторитетных представителей. Они стремятся заполучить наиболее влиятельные должности в аппарате государ­ственного управления с тем, чтобы, по их разумению, принести наибольшую пользу.

У Михельса мы встречаем элементы исторического подхода к демократии.На нижней ступени человеческой культуры господ­ствовала тирания. Демократия могла возникнуть только на более поздней и высокоразвитой стадии общественной жизни». Но, ана­лизируя события, мы замечаем, что по мере развития общества демократия вновь оборачивается вспять в сторону тирании, порож­дая такое явление, как вождизм. Конечно, институт вожцей был известен во всех прежних эпохах. Но когда сегодня, особенно сре­ди ортодоксальной социал-демократии приходится слышать, что в социал-демократии нет вождей, а есть лишь чиновники, то остает­ся лишь удивляться такому ограниченному видению мира и еще раз

подчеркивать: отрицание вождизма на словах ведет к усилению это­го вождизма на деле, ибо не позволяет массам разглядеть действи­тельную опасность3. Даже если иметь в виду только психологичес­кий феномен, то и в этом случае ясно, что даже «самый что ни на есть благонамеренный идеалист за короткий период на посту вождя вырабатывает в себе качества, характерные для вождизма». И это справедливо. Давайте посмотрим историю практически каждой про­летарской партии. Что происходило с их лидерами после прихода к реальной власти в стране?

Партийная элита обладает преимуществами перед рядовыми чле­нами — имеет больший доступ к информации, возможности оказы­вать давление на массы. «Чем более расширяется и разветвляется официальный аппарат, — пишет Михельс, — чем больше членов входит в организацию, ...тем больше в ней вытесняется демокра­тия, заменяемая всесилием исполнительных органов. Формирует­ся строго обособленная бюрократия со множеством инстанций. Таким образом, нет сомнения в том, что бюрократизм олигархи­ческой партийной организации вытекает из практической формаль­ной необходимости, ...демократия — всего лишь форма. Но форму нельзя ставить выше содержания»4.

Причем элита очень подвержена всем соблазнам обладания вла­стью и всегда настроена «использовать массы в качестве трампли­на для достижения своих целей и планов». Особое внимание Ми­хельс уделяет борьбе элит за позиции власти. «Редко борьба меж­ду старыми и новыми вождями заканчивается полным устранением первых. Заключительный акт этого процесса состоит не столько в смене элит, сколько в их реорганизации. Происходит их слия­ние»5.

Невозможность демократии существовать без организации, уп­равленческого аппарата и профессиональной элиты неизбежно ве­дет к закреплению постов и привилегий, к отрыву от масс, факти­ческой несменяемости лидеров. Вожди, как правило, невысоко ставят массы. Вожди делают ставку на безмолвие масс, когда уст­раняют их от дел. Представитель ...превращается из слуги народа в господина над ним. Вожди, являясь первоначально творением масс, постепенно становятся их властелинами. Одновременно с образованием вождизма, обусловленного длительными сроками занятия постов, начинается его оформление в касту.

Опираясь на все полученные выводы, Михельс доказывает «фор­мально-техническую невозможность прямого господства масс» и долговременной демократии. И вытекает это прежде всего «из чис­ленности». Гигантские митинги стремятся без подсчета голосов и учета различных мнений принимать резолюции целиком, не вни­кая в детали. Толпы заменяют и вытесняют индивида. Причем ха-ризматических лидеров, поднимающих массы к активной деятель­ности, сменяют бюрократы, а революционеров и энтузиастов — консерваторы и приспособленцы. Руководящая группа становится все более изолированной и замкнутой, защищает, прежде всего, свои привилегии и в перспективе превращается в интегральную часть правящей элиты.

Профессиональные функционеры профсоюзов, социалистичес­ких и левых партий, особенно ставшие членами парламента, меня­ют свой социальный статус, становятся членами правящей элиты. Таким образом, лидеры масс, став частью элиты, начинают защи­щать ее интересы и тем самым свое собственное привилегирован­ное положение. Но интересы масс не совпадают с интересами бю­рократических лидеров массовых организаций. Поэтому элита склон-на проводить консервативную политику, не выражающую интересы масс, хотя она и действует от их имени, конкурируя с другими фракциями политической элиты, а именно с элитой аристокра­тии, менеджеров и т.д. Жизнь лидеров социал-демократических партий становится буржуазной или мелкобуржуазной, и они защи­щают свое новое положение. А поскольку элита «организуется и консолидируется, управляя массой», Михельс считает неизбежной элитарную структуру любой общественной организации.

Как видим, Михельсу нельзя отказать во многих тонких наблю­дениях и обобщениях. Но можно разглядеть и белые пятна. Опи­сывая действительную трансформацию лидеров социал-демократии, он абсолютизирует этот феномен, выводя его из вечных механиз­мов управления, с неизбежностью выливающихся в олигархичес­кое правление. Главный вывод Михельса заключается в том, что неолигархическое управление большими организациями невозмож­но технически. Но ведь технические препятствия рано или поздно могут быть преодолены. Михельс не был знаком с возможностями современных управленческих и информационных систем. Возможна ли демократия и неолигархическое управление большими орга­низациями, если технические препятствия для этого преодолены, если существует развитая система прямой и обратной связи между руководителями и членами больших организаций — проблема, ко­торая еще ждет своего решения.

Хотелось бы высказать еще несколько замечаний по поводу «же­лезного закона олигархии» Михельса. Во-первых, требует уточне­ния термин олигархия. Известно, что Платон называл олигархи­ей власть богачей6. Но закономерность, которую описывает Ми-хельс, — это отнюдь не концентрация власти в руках богатых. Ее гораздо правильнее было бы назвать элитарной или бюрократичес­кой тенденцией.

Но главное возражение вызывает прилагательное «железный», прямо указывающее на фатальность, неотвратимость указанного процесса. Действительна ли эта неотвратимость? Действительно ли она обнаруживает себя всегда и при всех условиях? Действительно ли то, что ей невозможно и даже бессмысленно противиться? Не пра­вильнее ли ставить вопрос о том, как предотвратить эту тенденцию, адаптируя к конкретным условиям и потребностям? Но Р.Михельс так вопрос не ставит. И не случайно. Ссылаясь на объективность закона олигархии, он скатывается на позиции его апологетики.

В этом вопросе нам ближе позиция М.Я.Острогорского — рос­сийского ученого, одного из основателей социологии политичес­ких партий. Ссылки на труды Острогорского не часто встречаются в западной социологической литературе. А между тем М.Я.Остро-горский не только раньше Михельса, но и более глубоко и точно проанализировал указанную тенденцию. Причем поставил вопрос о возможности противодействия ей с демократических позиций.

Книга М.Я. Острогорского «Демократия и политические партии» впервые была издана во Франции в 1898 г. и лишь через три десяти­летия была опубликована в СССР. Интересующую нас проблему Острогорский проанализировал на примере политических партий Англии, Франции, США. Он описал процесс бюрократизации руководящей верхушки и аппарата политических партий. Об этой тенденции он писал как об опасном для демократии явлении, не­сущем прежде всего угрозу достоинству человеческой личности.

Исследуя кокусы — избирательные комитеты, создаваемые парти­ями и контролирующие избирательные кампании, Острогорский показывает, как и каким образом контроль над партийной органи­зацией переходит в руки партийных функционеров, партийной бюрократии, давая ей возможность мобилизовать электорат на под­держку их партии. Руководство партии монополизирует средства коммуникации и прессу. В случае победы на выборах ее ставлен­ники занимают элитные должности в стране. Причем, по Остро-горскому, этот процесс отнюдь не является железной необходимо­стью. Он действует только тогда, когда не встречает противодей­ствия со стороны демократических сил.

Отметим также, что концепция ученого родилась не на пустом месте, она опиралась на традиции российской либеральной мысли второй половины XIX — начала XX веков. Ее представляли и про­должали такие видные теоретики, как Б.Н.Чичерин, Л.И.Петра-жицкий, П.М.Новгородцев, С.А.Муромцев, П.Н.Милюков.

К элитологам первого поколения западные историки социологи­ческой науки не без оснований относят и Жоржа Сореля, француз­ского теоретика, критика буржуазной демократии, которую он на­зывал раем для финансистов. Сорель с большим темпераментом доказывал, что демократия — обман, что теория власти народа и капиталистическая практика разительно противоречат друг другу, что подобная политическая система, именуемая ее апологетами де­мократией, в действительности есть олигархия финансовых тузов.

При этом неизбежно возникает вопрос, с каких позиций крити­куется демократия — слева, с леворадикальных позиций истори­ческого материализма, или справа, с позиций правого радикализ­ма. Сорель более склонялся к критикам справа. Сорель писал, что в «век масс» углубляется противоречие между утопией (идеологией элиты) и «популярными мифами» (идеологией масс). Первая апел­лирует к умам с высокоразвитой способностью к рассуждениям (спе­цифическое качество элиты). Напротив, воздействие «популярных мифов» основано на внушении, на гипнотизировании масс; чем глубже они воздействуют на «массовые инстинкты», чем больше щекочут нервы толпы, чем активнее провоцируют слепое, стихий­ное начало, тем они действеннее7. Сорель во многом следует за кон­цепцией массовой психологии Г.Лебона. В свою очередь, ряд идей Сореля развил К.Маннгейм в своей известной книге «Идеология и утопия». Большой вклад в развитие теории элит внесли крупнейшие соци­альные мыслители конца XIX — первых десятилетий XX века: М.Вебер, прежде всего в связи с учением о политике как особой форме профессиональной деятельности, и З.Фрейд — социально-психоло­гическим обоснованием элитаризма. Их взгляды будут рассмотрены нами специально.

Еще раз отметим, что заслуга основателей элитологии в том, что они вычленили объект и предмет науки, систематизировали накопленные знания о правящих меньшинствах, попытались сфор­мулировать закономерности формирования, структурирования и смены элит, особенности их функционирования в различных конк­ретно-исторических-условиях. Мы не исключаем, что они могли, увлекшись, что вполне естественно, предметом своего исследова­ния, заблуждаться, в гипертрофированной форме отражать сущ­ность, место и роль элит, недооценить роль неэлит и широких на­родных масс в историческом процессе. Не исключено выполнение некоторыми из них пропагандистского социального заказа на апо­логетику элит и власть имущих вообще. Не учитывать это в работе над первоисточниками нельзя.

 II. Современные теории элит.

Основные направления современной элитарной теории.

Макиавеллистская школа

Концепции элит Моски, Парето и Михельса дали толчок широким теоретическим, а впоследствии (преимущественно после второй мировой войны) и эмпирическим исследованиям групп, руководящих государством или претендующих на это. Современные теории элит разнообразны. Исторически первой группой теорий, не тративших современной значимости, являются уже вкратце рассмотренные концепции макиавеллистской школы (Моска, Парено Михельс и др.). Их объединяют следующие идеи:

1. Особые качества элиты, связанные с природными дарованиями и воспитанием и проявляющиеся в ее способности к управлению или хотя бы к борьбе за власть.

2. Групповая сплоченность элиты. Это сплоченность группы, объединяемой не только общностью профессионального статуса, социального положения и интересов, но и элитарным самосознанием, восприятием себя особым слоем, призванным руководить обществом.

3. Признание элитарности любого общества, его неизбежного разделения на привилегированное властвующее творческое меньшинство и пассивное, нетворческое большинство. Такое разделение закономерно вытекает из естественной природы человека и общества. Хотя персональный состав элиты изменяется, ее господствующие отношения к массам в своей основе неизменны. Так, например, в ходе истории сменялись вожди племен, монархи, бояре и дворяне, народные комиссары и партийные секретари, министры и президенты, но отношения господства и подчинения между ними и простым людом сохранялись всегда.

4. Формирование и смена элит в ходе борьбы за власть. Господствующее привилегированное положение стремятся занять многие люди, обладающие высокими психологическими и социальными качествами. Однако никто не хочет добровольно уступать им свои посты и положение. Поэтому скрытая или явная борьба за место под солнцем неизбежна.

5. В общем конструктивная, руководящая и господствующая роль элиты в обществе. Она выполняет необходимую для социальной системы функцию управления, хотя и не всегда эффективно. Стремясь сохранить и передать по наследству свое привилегированное положение, элита имеет тенденцию к вырождению, Утрате своих выдающихся качеств.

Макиавеллистские теории элит подвергаются критике за преувеличение значения психологических факторов, антидемократизм и недооценку способностей и активности масс, недостаточный учет эволюции общества и современных реальностей государств всеобщего благоденствия, циничное отношение к борьбе за власть. Такая критика во многом не лишена оснований.

Ценностные теории

Преодолеть слабости макиавеллистов пытаются ценностные теории элиты. Они, как и макиавеллистские концепции, считают элиту главной конструктивной силой общества, однако смягчают свою позицию по отношению к демократии, стремятся приспособить элитарную теорию к реальной жизни современных государств. Многообраз. ные ценностные концепции элит существенно различаются по степени защиты аристократизма, отношению к массам, демократии и т.д. Однако они имеют и ряд следующих общих установок:

1. Принадлежность к элите определяется обладанием высокими способностями и показателями в наиболее важных для всего общества сферах деятельности. Элита — наиболее ценный элемент социальной системы, ориентированный на удовлетворение ее важнейших потребностей. В ходе развития у общества отмирают многие старые и возникают новые потребности, функции и ценностные ориентации. Это приводит к постепенному вытеснению носителей наиболее важных для своего времени качеств новыми людьми, отвечающими современным требованиям. Так в ходе истории произошла смена аристократии, воплощающей нравственные качества и прежде всего честь, образованность и культуру, предпринимателями, в хозяйственной инициативе которых нуждалось общество. Последние же, в свою очередь, сменяются менеджерами и интеллектуалами — носителями столь важных для современного общества знаний и управленческой компетентности.

Некоторые современные сторонники ценностной теории элит утверждают, что лишь индустриальное и постиндустриальное общество становится подлинно элитарным, поскольку «покоившееся на владении частной собственностью классовое господство сменилось в нем господством групп, которые рекрутируются отныне не по крови или владению собственностью, а на основе деловой квалификации».

2. Элита относительно сплочена на здоровой основе выполняемых ею руководящих функций. Это — не объединение людей, стремящихся реализовать свои эгоистические групповые интересы, а сотрудничество лиц, заботящихся прежде всего об общем благе.

3. Взаимоотношения между элитой и массой имеют не столько характер политического или социального господства, сколько руководства, предполагающего управленческое воздействие, основанное на согласии и добровольном послушании управляемых и авторитете власть имущих. Ведущая роль элиты уподобляется руководству старших, более знающих и компетентных по отношению к младшим, менее осведомленным и опытным. Она отвечает интересам всех граждан.

4. Формирование элиты — не столько результат ожесточенной борьбы за власть, сколько следствие естественного отбора обществом наиболее ценных представителей. Поэтому общество должно стремиться совершенствовать механизмы такой селекции, вести поиск рациональной, наиболее результативной элиты во всех социальных слоях.

5. Элитарность — условие эффективного функционирования любого общества. Она основана на естественном разделении управленческого и исполнительского труда, закономерно вытекает из равенства возможностей и не противоречит демократии. Социальное равенство должно пониматься как равенство жизненных шансов, а не равенство результатов, социального статуса. Поскольку люди не равны физически, интеллектуально, по своей жизненной энергии и активности, то для демократического государства важно обеспечить им примерно одинаковые стартовые условия. На финиш же они придут в разное время и с разными результатами. Неизбежно появятся социальные «чемпионы» и аутсайдеры.

Некоторые сторонники ценностной теории элит пытаются разработать количественные показатели, характеризующие ее влияние на общество. Так, Н. А. Бердяев на основе анализа развития разных стран и народов вывел «коэффициент элиты» как отношение высокоинтеллектуальной части населения к общему числу грамотных. Коэффициент элит, составляющий свыше 5%, означает наличие в обществе высокого потенциала развития. Как только этот коэффициент опускался до примерно 1%, империя прекращала существование, в обществе наблюдались застой и окостенение. Сама же элита превращалась в касту, жречество8.

Ценностные представления о роли элиты в обществе преобладают у современных неоконсерваторов, утверждающих, что элитарность необходима для демократии. Но сама элита должна служить нравственным примером для других граждан и внушать к себе уважение, подтверждаемое на свободных выборах.

Теории демократического элитизма

Основные положения ценностной теории элит лежат в основе концепций демократического элитизма (элитарной демократии), получивших широкое распространение в современном мире. Они исходят из предложенного Йозефом Шумпетером понимания демократии как конкуренции между потенциальными руководителями за доверие избирателей. Как писал Карл Мангейм, «демократия влечет за собой антиэлитистскую тенденцию, но не требует идти до конца к утопическому уравнению элиты и масс. Мы понимаем, что демократия характеризуется не отсутствием страты элиты, а скорее новым способом рекрутирования и новым самосознанием элиты»9.

Сторонники демократического элитизма, ссылаясь на результаты эмпирических исследований, утверждают, что реальная демократия нуждается как в элитах, так и в массовой политической апатии, поскольку слишком высокая политическая партиципация угрожает стабильности демократии. Элиты необходимы прежде всего как гарант высокого качественного состава руководителей, избранных населением. Сама социальная ценность демократии решающим образом зависит от качества элиты. Руководящий слой не только обладает необходимыми для управления свойствами, но служит защитником демократических ценностей и способен сдержать часто присущий массам политический и идеологический иррационализм, эмоциональную неуравновешенность и радикализм.10

В 60—70-е гг. утверждения о сравнительном демократизме элиты и авторитаризме масс были в значительной мере опровергнуты конкретными исследованиями. Оказалось, что хотя представители элит обычно превосходят низшие слои общества в принятии либерально-демократических ценностей (свободы личности, слова, конкуренции и т.д.), в политической толерантности, терпимости к чужому мнению, в осуждении диктатуры и т.п., но они более консервативны в признании социально-экономических прав граждан: на труд, забастовку, организацию в профсоюз, социальное обеспечение и т.п. Кроме того, некоторые ученые (П. Бахрах, Ф. Нашольд) показали возможность повышать стабильность и эффективность политической системы с помощью расширения массового политического участия.

Концепции плюрализма элит

Установки ценностной теории о ценностно-рациональном характере отбора элит в современном демократическом обществе развивают концепции множественности, плюрализма элит, являющиеся, пожалуй, наиболее распространенными в сегодняшней элитарной мысли. Их нередко называют функциональными теориями элиты. Они не отрицают элитарную теорию в целом, хотя и требуют коренного пересмотра ряда ее основополагающих, классических установок. В основе плюралистической концепции элиты лежат следующие постулаты:

1. Трактовка политических элит как элит функциональных. Квалификационная подготовленность к выполнению функций управления конкретными общественными процессами — важнейшее качество, определяющее принадлежность к элите. Функциональные элиты это лица или группы, обладающие особой квалификацией, необходимой для занятия определенных руководящих позиций в обществе. Их превосходство по отношению к другим членам общества проявляется в управлении важными политическими и социальными процессами или во влиянии на них».

2. Отрицание элиты как единой привилегированной относительно сплоченной группы. В современном демократическом обществе власть распылена между разнообразными группами и институтами, которые с помощью прямого участия, давления, использования блоков и союзов могут налагать вето на неугодные решения, отстаивать свои интересы, находить компромиссы. Сами отношения власти изменчивы, флюидны. Они создаются для определенных решений и могут заменяться для принятия и реализации других решений. Это ослабляет концентрацию власти и предотвращает складывание устойчивого властвующего слоя.

Существует множество элит. Влияние каждой из них ограничено специфической для нее областью деятельности. Ни одна из них не способна доминировать во всех областях жизни. Плюрализм элит определяется сложным общественным разделением труда, многообразием социальной структуры. Каждая из множества базисных, quotматеринских групп — профессиональных, региональных, религиозных, демографических и других — выделяет свою собственную элиту, защищающую ее ценности и интересы и одновременно активно воздействующую на нее. Различия между элитами важнейших общественных секторов более значительны, чем различия между слоями элиты, принадлежащими к одному сектору.

3. Деление общества на элиту и массу относительно, условно и часто размыто. Между ними существуют скорее отношения представительства, чем господства или постоянного руководства. Элиты находятся под контролем материнских групп. С помощью разнообразных демократических механизмов — выборов, референдумов, опросов, прессы, групп давления и т.д. — можно ограничить или вообще предотвратить действие сформулированного Михельсом «закона олигархических тенденций» и удержать элиты под влиянием масс. Этому способствует конкуренция элит, отражающая экономическую и социальную конкуренцию в современном обществе. Она предотвращает складывание единой господствующей руководящей группы и делает возможной подотчетность элит массам.

4. В современных демократиях элиты формируются из наиболее компетентных и заинтересованных граждан, которые весьма свободно могут входить в состав элиты, участвовать в принятии решений. Главный субъект политической жизни — не элиты, а группы интересов. Различия между элитой и массой основаны главным образом на неодинаковой заинтересованности в принятии решений. Доступ в руководящий слой открывают не только богатство и высокий социальный статус, но прежде всего личные способности, знания, активность и т.п.

5. В демократических государствах элиты выполняют важные общественные функции, связанные с управлением. Говорить же об их социальном господстве неправомерно.

Концепции плюрализма элит широко используются для теоретического обоснования современных западных демократий. Однако эти теории во многом идеализируют действительность. Многочисленные эмпирические исследования свидетельствуют о явной неравномерности воздействия различных социальных слоев на политику, о преобладании влияния капитала, представителей военно-промышленного комплекса и некоторых других групп. Учитывая это, некоторые сторонники плюралистического элитизма предлагают выделять наиболее влиятельные «стратегические» элиты, чьи «суждения, решения и действия имеют важные предопределяющие последствия для многих членов общества».

Леволиберальные концепции

Своего рода идейным антиподом плюралистического элитизма выступают леволиберальные теории элиты. Важнейший представитель этого направления Чарльз Райт Миллс еще в 50-х гг. пытался доказать, что США управляются не многими, а одной властвующей элитой. Леволиберальный элитизм, разделяя некоторые положения макиавеллистской школы, имеет и специфические, отличительные черты:

1. Главный элитообразующий признак — не выдающиеся индивидуальные качества, а обладание командными позициями, руководящими должностями. Властвующая элита, по Миллсу, состоит из людей, занимающих такие позиции, которые дают им возможности возвыситься над средой обыкновенных людей и принимать решения, имеющие крупные последствия. Это обусловлено тем, что они командуют важнейшими иерархическими институтами и организациями современного общества. Они занимают в социальной системе стратегические командные пункты, в которых сосредоточены действенные средства, обеспечивающие власть, богатство и известность, которыми они пользуются»11. Именно занятие ключевых позиций в экономике, политике, военных и других институтах обеспечивает власть и тем самым конституирует элиту. Такое понимание элиты отличает леволиберальные концепции от макиавеллистских и других теорий, выводящих элитарность из особых качеств людей.

2. Групповая сплоченность и разнообразие состава властвующей элиты, которая не ограничивается элитой политической, непосредственно принимающей государственные решения, а включает и руководителей корпораций, политиков, высших государственных служащих и высших офицеров. Их поддерживают интеллектуалы, хорошо устроившиеся в рамках существующей системы.

Сплачивающим фактором властвующей элиты является не только общая заинтересованность составляющих ее групп в сохранении своего привилегированного положения и обеспечивающего его общественного строя, но и близость социального статуса, образовательного и культурного уровня, круга интересов и духовных ценностей, стиля жизни, а также личные и родственные связи.

Внутри правящей элиты существуют сложные иерархические отношения. Хотя Миллс остро критикует господствующую элиту США, раскрывает связь политиков с крупными собственниками, он все же не сторонник марксистского классового подхода, рассматривающего политическую элиту лишь как выразителей интересов монополистического капитала.

3. Глубокое различие между элитой и массой. Выходцы из народа могут войти в элиту, лишь заняв высокие посты в общественной иерархии Однако реальных шансов на это у них немного. Возможности влияния масс на элиту посредством выборов и других демократических институтов весьма ограниченны. С помощью денег, знаний, отработанного механизма манипулирования сознанием властвующая элита управляет массами фактически бесконтрольно.

4. Рекрутирование элиты осуществляется преимущественно из своей собственной среды на основе принятия ее социально-политических ценностей. Важнейшими критериями отбора являются обладание ресурсами влияния, а также деловые качества и конформистская социальная позиция.

5. Первейшая функция властвующей элиты в обществе — обеспечение своего собственного господства. Именно этой функции подчинено решение управленческих задач. Миллс отрицает неизбежность элитарности общества, критикует ее с последовательно демократических позиций.

III.Политическая элита в России.

Политическая элита и аппарат органов государственной власти: диалектика взаимодействия.

Известно, что, даже будучи в высшей степени профессиональ­ной и самостоятельной, элита не может нормально функциониро­вать вне аппаратной системы, соответствующих силовых структур и спецслужб, без мощной материально-финансовой и технической базы. Ее качество и эффективность во многом определяются каче­ством кадров аппарата управления, их способностью высокопро-фессионально выполнять организационно-управленческие, инфор­мационно-аналитические, прогнозные, контрольные, воспитатель­ные функции. Без него не сдвинется с мертвой точки ни одно сколько-нибудь важное государственное решение. Идеи и замыслы политической элиты реализовывать должен аппарат, Это аксиома. Но автоматически высокоэффективное взаимодействие элиты и чи­новничества не формируется. Даже под самым пристальным при­смотром политического руководства бюрократ или взяточник не становятся более нравственными. Вряд ли они прозреют и будут честно служить закону, идеям демократии и справедливости. Пусть никого не вводит в заблуждение внешняя доступность и хорошие манеры вчерашнего чинуши, его респектабельный вид, внутрен­няя его суть скорее всего прежняя. Просто он включился в процесс перераспределения власти, приспосабливается к ситуации плюра­лизма и демократии.

Элитный правящий слой, выполняя роль ведущего, оказывает активное влияние на аппарат органов государственной власти. При­чем наиболее сильно это влияние, если стратегический курс вер­хов отличается конструктивностью и последовательностью, неза­висимостью в экономике и публичностью в политике, не позволяет проникать на государственную службу профессионально непригод­ным к государственной деятельности людям, исповедует филосо­фию согласия и межнационального уважения, поддерживает высо­кий авторитет науки и культуры. Госаппарат, неся службу, являет­ся слугой избранных лидеров и назначенных официальных лиц. Первые руководители определяют структуру, функции, основные направления и приоритеты государственной службы; устанавлива­ют принципы, стандарты, критерии и порядок формирования ее личного состава; контролируют госаппарат, определяют содер­жание работы на должностях и дисциплинарную практику, несут непосредственную ответственность за качество и эффективность го­сударственной службы. На уровне страны персональную ответствен­ость за всю организацию государственной службы несет либо пре­зидент, либо премьер-министр. На уровне субъекта федерации — глава администрации. На уровне ведомства — руководитель или первый заместитель руководителя учреждения. Они непосредственно и направляют деятельность соответствующих советов по проблемам государственной службы и кадровой политики.

Через повседневное общение в процессе реализации государствен­ных решений профессионалы-служащие вовлекаются в активную по­литику, а политические ценности все больше проникают в процесс управления. Уйти от этого практически невозможно. Даже индиви­дуальные черты руководителя (стиль одежды, тональность обще­ния, форма отдыха) со временем начинают проявляться в поведе­нии управляемых, оказывая активное влияние на их мировоззре­ние, поступки, стиль жизни.

Все служащие государственного аппарата независимо от того, какого уровня чиновниками они являются, обладают достаточно широким диапазоном свободы выбора и действий. Они не могут, а часто и не хотят, выходить за рамки политических отношений, а тем более абстрагироваться от мировоззренческих систем. Скорее наоборот, будучи профессионалами и свободными гражданами, имеют достаточные права и реальные возможности на свободу дей­ствий с политическим акцентом в рамках своих же полномочий. Чисто административными мерами лишить их этой возможности практически нельзя.

Да и в этом нет никакой необходимости. Чиновники и аппарат, хотим мы того или не хотим, все равно имеют массу точек сопри­косновения с политической сферой. А значит никак не могут быть ограничены чисто технической реализацией установок и предписа­ний, выработанных законодателями, высшими исполнительными и судебными инстанциями, правящими партиями. Тем более, что не лишено оснований суждение о том, что аппарат без патронажа сильной власти, сосредоточенной в руках авторитетных и полити­чески компетентных «первых» руководителей, неизбежно дегради­рует и разваливается.

Государственный аппарат, в свою очередь, также играет актив­ную роль, обеспечивая разветвленной структурой органическое един­ство политической элиты, государственной службы и государствен­ного служащего. Аппарат нередко представляет собой последний оплот, защищающий от расстройства демократические механиз­мы государственной власти. Скажем, в каждой стране имеет место совершенно конкретная проблема, которую в США называют проблемой железного треугольника. Суть ее в следующем: в парла­менте имеется специализированный комитет по каждой сфере фун­кционирования государства, например, по банковскому делу или агробизнесу. Существует также Министерство финансов и Мини­стерство сельского хозяйства. Наконец, в частном секторе есть со­ответствующая структура — банк или агрокомбинат. Все они, вза­имодействуя, постепенно формируют довольно жесткую группу, которая и определяет политику в своей сфере. Даже президенту страны иной раз трудно что-либо изменить в этом треугольнике. Вот что такое единение политиков и чиновников, тем более когда закон носит рамочный характер и служащий становится его интер­претатором.

Наличие такого рода треугольников свидетельствует о том, что политика делается не только президентами, министрами и депута­тами. Под патронажем президентов политика делается парламента­ми и правительствами, и политическими партиями, и обществен­ными движениями, и банками. Делается она и профессиональным чиновничеством. И это неизбежно. Другое дело, в каких масшта­бах это происходит, какова конфигурация линии политическая система — политическая деятельность — закон — государственная служба — государственный служащий.12

Диапазон этой конфигурации достаточно широк: от полного сра­щивания исполнительного аппарата с политикой до полной поли­тической чистоты государственной службы, когда главным про­фессиональным и этическим принципом госслужбы становится ло­яльность государству, честное исполнение законов, добросовестное служение министру. Еще Макиавелли предупреждал: Если ты уви­дишь, что советник думает больше о себе, чем о тебе, и во всех делах ищет собственную пользу, то человек такого склада никогда не будет хорошим помощником. Тот, в чьи руки отдана власть, обязан думать не о себе, а только о князе, он не смеет даже упоми­нать при нем о делах, не касающихся государства1. Его основная обязанность и главное достоинство — честно и грамотно исполнять законы, требования регламентов и должностных инструкций. При­чем добросовестное служение — не какое-то достоинство, не доб­родетель, за которые полагается особое вознаграждение, а норма. Социально продуктивной элита может быть лишь при условии бе­зупречности, строжайшего режима функционирования и самодис­циплины аппарата. Только за элитой с таким аппаратом люди бу

См.: Макиавелли Н. Собр. соч. М., 1996, с. 100

дут признавать право на власть, будут с чувством достоинства ей повиноваться.

Система государственного управления устроена так, что со вре­менем вокруг лидера складывается достаточно устойчивая и мощ­ная бюрократическая группировка. И она вовсе не безгласна. На­оборот, имеет свои взгляды и амбиции, свои «корпоративные» интересы. Будучи же осведомленной об истинных возможностях и жизненных ориентациях руководителей, об их слабых и сильных сторонах, бюрократия позволяет себе даже большее: начинает «де­лать свою политику», на первом плане которой собственные корпо­ративные интересы. И это понятно. Чиновники тоже люди и оза­бочены тем, чтобы как можно дольше сохранять выгодную для себя ситуацию. Поэтому, вполне логично, они всячески стараются при­поднять авторитет своего руководителя, раздуть его способности, вознести дарования, скрыть пороки. Главное, чтобы он правил как можно дольше. Так бюрократия борется за себя и свою власть. В этих же целях снабжает руководителя «удобной» информацией, предлагает соответствующие проекты решений, ориентирует на со­ответствующие кадры, подталкивает на определенные действия.

Надо учитывать также и то, что руководитель един, а околоэлит­ное окружение — многочисленное и часто неплохо сплоченное. Даже при небольшом рассогласовании во взаимоотношениях по линии ру­ководитель—аппарат первый оказывается в одиночестве, с дози­рованной информацией, под сильным прессингом «общественно­го мнения» аппарата. Для власти такая ситуация очень опасна.

Ученые и практики на Западе все чаще приходят к выводу, что наиболее эффективна следующая постановка вопроса: если чинов­ник не согласен с политикой правительства, не согласен с дей­ствиями своего руководства, он должен либо искать другую долж­ность на госслужбе, либо покинуть ее вовсе. Если же начальник склоняет его к противоправным действиям, то служащий вправе обратиться в вышестоящую инстанцию или в соответствующий пар­ламентский комитет по вопросам государственной службы. Тем самым он не только защитит себя, но и доведет до общественности информацию о недостатках в работе администрации.

Для современной России вопрос пределов политизации госслужбы и послушания госслужащих также актуален. Нам необходимо по­степенно, шаг за шагом, но решительно освобождать государствен­ную службу от идеологической засоренности и гиперпартийности. Госслужба не может быть подчинена узкопартийным интересам. Она призвана функционировать в интересах народа и стоять на страже

закона. Чиновник должен обеспечивать общегосударственные ин­тересы, а не служить отдельным лидерам. При этом совершенно ясно, что госслужба не может быть высокопрофессиональной, эф­фективной и социально направленной, если преследует негодные цели и эгоистические замыслы, находится под воздействием дилетантов-по­литиков.

Аппарат не будет работать эффективно, если атмосфера взаимо­отношений между политиками и исполнителями не отличается от­крытостью и конструктивностью, доверием и взаимной заинтере­сованностью в достижении наилучших результатов. В таком случае неизбежны бюрократизм, коррупция и карьеризм — явления, уро­дующие и подминающие под себя все живое — от идей демократи­зации и цивилизованных рыночных отношений до свободы слова и прав человека. В таких условиях трудно рассчитывать на то, что в аппарат по доброй воле пойдут лучшие из лучших, наиболее подго­товленные и энергичные специалисты.

О наличии в нашей госслужбе вышеуказанных слабостей сви­детельствуют, в частности, высокая сменяемость кадров как среди политиков, так и среди чиновничества, перманентные структур­ные реорганизации, напряженность. Например, между работни­ками аппарата Государственной Думы РФ и депутатами. Почти каж­дый четвертый ее чиновник выразил неудовлетворенность сложив­шимися у него взаимоотношениями с депутатами. Наибольшее число конфликтных ситуаций возникает по вопросам организации заседа­ний Думы и парламентских слушаний (34%), подготовки законо­проектов и их экспертизы (23%), информационно-аналитической работы и консультирования депутатов (21%). Чаще всего носителя­ми конфликтного потенциала являются депутаты и руководители аппаратов комитетов, фракций и групп.

И такие трения возникают «не на голом месте», а в связи с не­достатками в организаторской работе, профессиональной слабос­тью и недостаточной взаимной информированностью законодате­лей и служащих аппарата, причем по самому широкому спектру позиций: нормотворческой деятельности Президента РФ, Прави­тельства РФ и субъектов РФ, состояния общественного мнения, расстановке социально-политических сил в стране, законотворчес-кой практики. 42% сотрудников аппарата Думы заявили, что они практически не ощущают своей причастности к решениям, прини­маемым парламентом. Понятен и итог: если служащий Государ­ственной Думы в принципе должен быть живым воплощением ува­жения к закону, принять правилам и нормам, то на самом деле в нынешних условиях он чаще всего руководствуется корпоративны­ми правилами лояльности и политической конъюнктуры, а неред­ко и просто своими собственными интересами.

Причем объективное преимущество профессионального чинов­ника перед неспециалистом-политиком вовсе не означает, что гос­служащие стремятся к узурпации власти или проявляют неуважение к демократическим принципам. Такое положение — временный, хотя пока и неизбежный продукт современного этапа развития рос­сийской государственности. Ведь функции профессиональной го­сударственной службы состоят не только в решении текущих орга­низационных вопросов. Прежде всего они заключаются в анализе, оценке и прогнозировании социально-экономических и политичес­ких процессов; в объективном и своевременном информировании высшего руководства страны, министров, представительных орга­нов, глав администраций о положении дел на вверенном им участ­ке, в оказании консультационных услуг политикам посредством анализа информации и оценки альтернативных вариантов возмож­ных решений; в проведении в жизнь принятых официальными вла­стями законов, решений и постановлений; в отчетности перед со­ответствующими министрами и парламентами за свои действия (или бездействие), особенно по вопросам социальной и экономической эффективности государственной службы, обеспечению ее высокой результативности. Осуществить эти функции вне политики нере­ально, хотя стремиться к максимальной деполитизации аппарата следует. Куда важнее превращение государственной службы в осо­бую форму публично-правовых взаимоотношений государства и граж­данина.

В качестве примера можно рассмотреть порядок принятия бюд­жета на уровне области. Проект бюджета готовится профессиона­лами-чиновниками соответствующих управлений и департаментов. Затем отдельные разделы документа рассматриваются в соответству­ющих комитетах и комиссиях, и только потом документ передается на открытое обсуждение граждан и выносится на рассмотрение за­конодательного собрания. Такая технология вовлекает в работу сотни граждан, снимает многие спорные вопросы и осложнения, повы­шает доверие людей к властям. Подобная практика — еще один элемент системы защиты общества от произвола «хозяина», всевла­стия аппарата, от авторитарности отдельных лиц.

К лицам, находящимся на государственной службе, предъявля­ются особые требования, которые ставят их в особые условия огра­ничения политических свобод и гражданских прав. На должностях

категории «Б» находятся наиболее подготовленные члены и сторон­ники победившей на выборах партии, авторы и участники разра­ботки предвыборной программы, наиболее активные и убежден-ные агитаторы. Как и для политиков, для них принцип личной поли­тической нейтральности в реальной жизни в определенном смысле противопоказан. Другое дело, что свою партийность они обязаны осуществлять не методами политического противоборства на ми­тингах, в прессе и дискуссиях, а в строгих рамках закона и лояль­ности к политическому оппоненту, в стремлении к согласию и со­циальному миру. Их задача состоит именно в том, чтобы мак­симально завуалировать свою партийность искусством адми­нистрирования, управления и информационно-аналитической де­ятельности. Не поэтому ли в ФРГ считается, что госслужащий дол­жен отличаться не своей политизированностью, а прежде всего ком­муникабельностью, аналитическим мышлением, скоростью реак­ции и умением выкрутиться из трудного положения высокой выразительностью устной речи, культурой.

Указанные условия диктуют и практику функционирования по­литической системы, в рамках которой политические партии не­посредственно не вторгаются в систему государственной службы. Не делается исключения и для правящего блока. С другой стороны, после победы на выборах партийные лидеры, пришедшие к влас­ти, стремятся подобрать и утвердить на высших постах государства и на ключевых должностях в аппарате своих сторонников, взять под контроль государственную службу. Без услуг государственной службы им, естественно, не обойтись. Особая ответственность при этом ложится на служащих категории «В». Ведь границы принятия реше­ния в пределах сугубо политического поля и государственной служ­бы определить очень трудно. Действия политиков и чиновников переплетаются, приобретают ярко выраженный политический ха­рактер.

Тут существует одна особенность управления: высшие полити­ческие должностные лица устанавливают общие принципы и под­ходы, рамочные условия и пределы, в которых функционируют ад­министративно-управленческие структуры и их работники. Но по­скольку регламентом невозможно предусмотреть все ситуации, именно госслужащий самостоятельно определяет степень соответ­ствия того, что имел ввиду законодатель или политический руково­дитель. Вот тут-то и появляется у него возможность самостоятель­ной оценки ситуации, свободного толкования «спущенных сверху» директив, вхождения в поле политического властвования и участия

в делах государства. Отсюда масса ведомственных правил, инст­рукций и методических рекомендаций, в деталях расписывающих «правила поведения». Через реализацию этих правил государствен­ные служащие и становятся реальными участниками управленчес­кого процесса. Они могут многое регулировать, побуждать, разре­шать и запрещать, навязывать. И все это под прикрытием беспри­страстности, бесклассовости, компетентности.

Их деятельность, желают они того или нет, направлена либо на упрочение государственного строя и укрепление его авторитета, либо на разрушение. Чиновник становится авторитетом и олицетворе­нием государства, своеобразным атрибутом власти. Люди это зна­ют: просят вмешаться в ситуацию, взять на себя разрешение конф­ликта, что-либо лоббировать. Видя реальную власть чиновника, они часто не стремятся защитить себя через официальные органы управления и правопорядка, а обращаются к конкретному чинов­нику, неформально влиятельному должностному лицу. В таких условиях служащие действительно превращаются «в выгодных для себя слуг общества», господствуют благодаря монополии на долж­ность. Многие из них превращают политику в доходный промы­сел, получая от нее регулярное и надежное вознаграждение. У не­которых формируется большое самомнение и впечатление своего превосходства над официальными государственными структурами, пренебрежительное отношение к представительным органам влас­ти, не говоря уже об органах местного самоуправления.

Все это таит в себе немалую социальную опасность, негативно влияет на демократические институты, снижает эффективность и нравственность государственной службы. Тем более, если власть дается надолго. И несмотря на то, что ее будут представлять вполне добропорядочные и хорошие специалисты-профессионалы.

Вольно или невольно временным «затяжкам» способствует не­продуманность реализации принципа карьерности и пожизненнос­ти государственной службы. С одной стороны, этот принцип дей­ствительно защищает служащего от прямого политического давле­ния и мелочного вмешательства политических лидеров в оперативную деятельность аппарата органов управления. Вновь избранные или назначенные руководители не могут по политическим или иным соображениям сместить «карьерного» служащего, заменить его на своего сторонника. Это позволяет постепенно на протяжении мно­гих лет экстенсивного развития кадрового корпуса формировать проч­ную госслужбу, обеспечивать власть участием высококвалифициро­ванного состава грамотных и ответственных специалистов. Без та-

кого потенциала уровень внутренней самоорганизации управленчес­ких структур и эффективность власти были бы во много раз ниже.

Но, с другой стороны, это имеет и негативную сторону, о чем мы говорили выше. Добавим еще и то, что положение профессио­нального служащего воспитывает в нем снобизм, склонность к бю­рократизму, высокомерие, зачастую определенную своеобразную сопротивляемость новому, скептическое отношение к инициативе молодых политических лидеров. В России же есть еще одна осо­бенность. Завладев властью, наш чиновник тут же стремится к соб­ственности и привилегиям, любит выглядеть солидно: кабинет, секретарь-референт, компьютер, зычный голос, жесткий взгляд. А значит, многие из них будут служить кому угодно, лишь бы со­хранить кресло, обладать властью и использовать ее для наживы.

В этих условиях чиновники лишь тем и занимаются, что штурмуют соб­ственность и власть не ради общества, преследуя не государствен­ные, а сугубо меркантильные цели. Такое чиновничество не ук­репляет государство, а разъедает его. Поэтому сейчас для нас глав­ное — отделить государство от собственности. Власть и собственность должны дифференцироваться, а не интегрироваться. Правда, в разумных пределах. Другая крайность в этом деле не менее опасна. Паразитизм чиновничества и огромной армии министров, парла­ментариев, помощников и референтов, жадно прильнувших к сыт­ной кормушке, порождают паразитизм предпринимателей, лжи­вость и лицемерие директорского корпуса, а за ними — стагнацию в обществе, углубление кризиса, развал государственности и дви­жение страны в сторону третьего мира. Традиционной язвой рос­сийской системы государственной службы является коррупция. Сейчас она достигла опасного уровня и стала угрожать националь­ной безопасности, что требует от общества, прежде всего от пра­вительства, самых решительных действий по искоренению этого зла, по оздоровлению всего государственного аппарата.

Не случайно исследователи не только в нашей стране, но и на Западе продолжают настаивать на том, что госслужащий должен быть независим от доходов, которые может принести ему политика, когда он состоятельный человек и имеет достаточный по­стоянный доход. И еще: многие считают, что в нынешних усло­виях более эффективна система, предусматривающая широкую сме­няемость служащих после того, как избиратели выразили предпоч­тение другой партии, то есть призывают к более гибкому сочетанию принципов сменяемости и пожизненного найма; планирования ка­рьеры и исполнения должности на профессиональной основе.

И это мнение отражает некоторые объективные тенденции. Во Франции, например, новые назначения на руководящие посты в центральной администрации в период с 1958 по 1974 год составили 14%, 1974-1976 гг. - 25%, 1981-1983 гг. - 31%, а в период с марта 1986 по март 1987 года возросли до 40%. Все это заметно сужает поле самостоятельности этой категории руководителей, сни­жает уровень мотивации и их заинтересованность в продвижении по служебной лестнице. Тем более, что государственному служащему многое запрещается.

Для успешной работы на государственной службе особенно, а тем более на ответственных должностях, надо уметь проявлять взве­шенность и разумность13, способность балансировать между кур­сом выборных инстанций, интересами своего ведомства и ожида­ниями граждан, строить прочные рабочие взаимоотношения с из­бранными и назначенными на политические должности лицами, быть искренне лояльным к тому государству, которому служишь. В конечном итоге это означает умение сочетать политическую и социальную эрудицию, профессиональный опыт, способность на­ладить контакт с избирателями, готовность взять на себя ответствен­ность, решительно действовать в неординарной ситуации.

И снова кажущееся противоречие: чиновники как опытные и сознательные люди достаточно хорошо разбираются не только в своих служебных делах, но и в политических проблемах. А к политике их не допускают. По крайней мере в общих делах государства они мо­гут участвовать лишь в строго ограниченных рамках. Реально же они обладают значительно большими возможностями вторгаться в сферу политических отношений. Тем более, если они работают в информационно-аналитических центрах, в аппарате законодатель­ных органов. Поэтому многие из чиновников охотно откликаются на просьбы политиков помочь им, видят свой патриотический долг в том, чтобы действовать политически компетентно и ответствен­но, прилагают немало усилий к тому, чтобы их первые руководители, правительство действовали грамотно и эффективно. Они рабо­тают не просто за зарплату, а во имя того, чтобы служить наивыс­шим национальным интересам. Деньги, престиж, комфорт для таких людей не главное. И таких работников немало, что подтвер­ждают данные исследований.

Для успешной работы в государственных и муниципальных орга­нах власти, по мнению самих служащих, ныне приоритетное зна­чение имеют такие ценности, как уважение людей (92,0%), про­фессионализм и активная самореализация способностей (88,8%), порядочность, честность (84,6%), интеллигентность (65,5%). О по­чете и славе серьезно «мечтает» не более 12% первых руководите­лей. В целом у людей здоровые и перспективные жизненные уста­новки. Чем выше уровень профессионализма и грамотности у руко­водителей, вовлекаемых в делание политики и совершенствование социальных отношений, тем больше внимания и уважения они проявляют к простым ценностным аспектам жизни. Такие лидеры с большей готовностью работают с выборными органами, с ини­циативными группами граждан, общественными организациями. Таким руководителям нужен и соответствующий аппарат, нужны помощники, работающие не за деньги, а на совесть. Поэтому для таких работников научная организация труда в аппарате, изуче­ние трудовых затрат, хронометрирование времени на службе — цен­ности малозначимые. Они бесполезны. Статистические данные нельзя соотнести с качеством выполненной работы, с глубиной ее духовно-нравственной составляющей. Скорость исполнения пору­чения, своевременно и «гладко» написанный документ еще не яв­ляются показателями качества умственной деятельности, демокра­тичности и социальности труда чиновника. Нельзя, скажем, оце­нивать качество работы судьи или следователя только по тому, сколько потребовалось времени на расследование дела и вынесение приговора.

Отсюда и главный вывод по данному вопросу: сейчас для госу­дарственного строительства нет актуальнее задачи, чем формирова­ние корпуса высококвалифицированных специалистов управленчес­кого труда, имеющих большой практический опыт и нравственно воспитанных чиновников. Ведь правильно говорят, что добрые де­яния происходят от доброго воспитания, доброе воспитание — от хороших законов, а хорошие законы — от жизни и образованности тех, кто их готовит. Даже в условиях кризисов и смут.

Много лет назад-А.Токвиль высказал хорошую мысль о том, что основная цель демократической власти состоит не в упорядочении нищенского существования граждан, а в укреплении благополучия людей. С этим трудно не согласиться. Труднее реализовать на прак­тике, тем более в условиях, когда общество и государство находят­ся «в ловушке» системного кризиса. Это требует кардинального из­менения системы функционирования современной государственной власти, оптимизации деятельность чиновничьего аппарата. Их дей­ствия должны быть конструктивными и прагматически выстроен­ными на принципах научности, конкретно-исторического подхо­да, законности, гуманизма и социального контроля.

При этом следует иметь в виду, что проблему государственной службы с каждым днем решать становится все труднее и труднее. Ибо затрагивает она не простые житейские стороны, а глубинные социально-классовые интересы, идеологические предпочтения и ми­ровоззренческие ориентиры многих людей. Политический окрас всегда усиливает социальное соперничество, вовлекая в него госу­дарственные структуры, партии, оппозицию, духовные и полити­ческие авторитеты. На лиц, реально занятых разрешением реаль­ных проблем, начинают наваливаться соображения, не имеющие к самой проблеме прямого отношения.14

Поэтому, рассуждая о соотношении политики и государствен­ной службы, следует сразу уяснить, что от политики надо избав­ляться всюду, где можно без нее обойтись. Мы, конечно, не говорим о «стерильной деполитизации» государственной службы, что невозможно. Но от излишней политизации управленческих и организационных отношений следует уходить и помнить, что гос­служба должна быть надежно защищена от произвола сменяющихся партий, правительств и министров, а народ — от произвола чинов­ников и всевластия аппарата. Особенно, если он граничит с тота­литаризмом и авторитаризмом. Задача политиков не в мелочной опеке аппарата, а в глобальном отслеживании ситуации в обще­стве и своевременном выявлении грозящих опасностей, формиро­вании и балансировке политических целей и программ, составле­нии планов и контроле вместе с оппозицией, за их реализацией. Это во-первых.

Во-вторых, оптимизация государственной службы и обновление менталитета аппаратчика — один из ведущих факторов повышения эффективности политической системы и ее элиты. А это в свою очередь диктует необходимость более широкого привлечения в аппа­рат профессионалов, ответственных и нравственно устойчивых ра­ботников, улучшение информационно-аналитического обеспечения государственных структур, четкого разграничения функциональных обязанностей сотрудников, укрепление исполнительской дисцип­лины.

В-третьих, большей слаженности во взаимодействии политиков и государственной службы будет способствовать реализации мер, направленных на преодоление авторитаризма и бюрократизма. Прежде всего таких, как децентрализация и упрощение бюджетно­го процесса, устранение противоречий и несогласованности право­вого регулирования политической деятельности, государственной служ­бы и местного самоуправления; рационализация и демократизация технологий принятия политических и управленческих решений, устранение в этом деле противоречий, неясностей и правовой не­разберихи; введение в практику ориентированного на результат, четко скоординированного систематического контроля и рейтинго-вой оценки всех ведомств и структурных подразделений государ­ственного аппарата (контролинга); подотчетность высших руково­дителей, приближение их к народу; повышение личной ответствен­ности каждого работника за качество и своевременность предоставляемых государственными службами услуг, в том числе путем создания единых обслуживающих центров; создание в учреж­дениях атмосферы доброжелательности, доверия и взаимопомощи.

В современном демократическом обществе господствующие клас­сы пестуют правящую элиту, заботятся о ее высоком авторитете и достойном имидже аппарата. Они хорошо понимают, что власть всегда персонифицирована, что принадлежность к ней определяет­ся не только официальным статусом и должностью, а прежде всего профессиональной подготовленностью человека, его деловитостью и способностью нести ответственность за последствия своих реше­ний, его культурой.

Заключение.

Итак элита играет важную ключевую роль любого общества она неизбежна в любой политической системе.Ее исследование важная задача.Мир а главное Россия должны преодолеть илюзию что управлять страной может каждый.Управление требует от человека соответствующих способностей и подготовки.Поэтому изучение теоории элит необходимо и изучение не в рамках дисциплины политическая социология а в рамках новой науки элитологии.  Элитология живет и развивается, несмотря на трудности и противоречивое к нему отношение как со стороны отдельных официальных властных структур, руководства некоторых государственных вузов, так и определенных социальных групп населения.

Многообразие элитологических теорий их взаимообогащение и взаимодополнение закономерность устойчивого развития элитологии.На современном этапе элитология в нашей стране имеет массу нерешенных задач трудностей и противоречий в своем развитии. Одним из первых шагов в решении этих проблем является исследование политических элит в России на примере классических и современных теорий элит.

Библиография.

1.Ашин Г.К Демократический элитизм //Власть 1998. N4.

2.Ашин Г.К Смена элит//Общественные науки и современность. 1995. N1.

3.Ашин Г.К Основы элитологии.Алматы.1996.

4. Бердяев Н.А Избранное.М.,1997

5.Вебер М. Избр. произв. М 1990.

6.Гаман-Голутвина О.В Политические элиты России М.,1998.

7.Карабущенко П.Л Элитология Вальфредо Парето//Элитологические исследования.1998. N1.

8.Миллс Р.Властвующая элита. М.1959.

9.Моска Г.Правящий класс//Социологические исследования.1994. N10.

10.Михельс Р. Социология политической партии в условиях демок­ратии. //Диалог, 1990

11.Мангейм К.Человек и общество в эпоху преобразования. //Элитологические исследования.1998. N1.

12.Ортега-и-Гассет Хосе. Избранные труды.Перевод с испанского.М.,1997.

13.Охотский Е.В Политическая элита и российская действительность.М.,1996

14.Платон. Собр соч. т.3, М., 1994

15.Сорель Ж. Размышления о насилии М.,1907.

16.Тофлер О. Смещение власти. М.,1991.

1 Моска Г.Правящий класс//Социологические исследования.1994. N10

2 Парето Ф Избранное.О. 1999. стр 89.

3 Р.Михельс. Социология политической партии в условиях демок­ратии. //Диалог, 1990, №3 с.58, 59.

4  Р.Михельс. Социология политической партии в условиях демок­ратии. //Диалог, 1990, №3 с.59

5 Р.Михельс. Социология политической партии в условиях демок­ратии. //Диалог, 1990, №3 с.77.

6 Платон. Собр соч. т.3, М., 1994, с.335

7 Сорель Ж. Размышления о насилии М.,1907.

8 Бердяев Н.А Избранное.М.,1997.

9 Мангейм К.Человек и общество в эпоху преобразования. //Элитологические исследования.1998. N1.

10 Ашин Г.К Демократический элитизм //Власть 1998. N4.

11 Миллс Р.Властвующая элита. М.1959.

12 Охотский Е.В Политическая элита и российская действительность.М.,1996

13 Вебер М. Избр. произведения. М., 1990, с.654.

14 Охотский Е.В Политическая элита и российская действительность.М.,1996