1. Новый интерес к тоталитаризму.
2. Тоталитарный феномен, тоталитарность и тоталитаризм.
3. Тоталитарный принцип и природа тоталитарного феномена.
4. Глубина, масштабы и многообразие тоталитарности.
5. Дисфункции модернизации.
6. Деинституционализация.
7. Бегство от свободы.
8. Слияние государства и гражанского общества.
9. От массового движения к партии-государству.
10. Эволюция отечественного тоталитаризма.
11. Рецидивный тоталитаризм.
12. Преодоление тоталитарных дисфункций модернизации.
Новый интерес к тоталитаризму.
Осенью 1993 года в серьезных научных журналах словно в
ответ на какой-то призыв рока появились статьи, в которых
предпринимается попытка заново осмылить и переосмыслить сущ-
ность тоталитаризма. В "Полисе" выступил Р.Андерсон, в "Вест-
нике МГУ" - К.Гаджиев, в "Общественных науках" - И.Мазуров.
Почему резко возрос интерес к тоталитаризму?
Оживление ставшего было затухать интерса связано с тем,
что актуальность тоталитаризма растет, а политической системе
тоталитарные черты все более отчетливо и последовательно восп-
роизводятся. Общественное сознание не может этого не замечать,
не реагировать на процессы тоталитатаризации.
Тоталитарный феномен, тоталитарность и тоталитаризм.
Во всех публикациях прследнего времени в большей или
меньшей степени выражено стремление прояснить разрвыв между
феноменом тоталитаризма и объясняюшими его схемами. Специально
концентрирует внимание на этой проблеме Андерсон. Предсталя-
ется логичным подойти к решению проблемы путем различения от-
дельных сторон или аспектов тоталитарного феномена. Это потре-
бует введения некоторых терминологических различений, смысл
которых станет вполне ясен только в последующем изложении.
Можно попыталься выделить некий тоталитарный принцип - наибо-
лее универсальное и абстрактное выражение природв тоталитарно-
го феномена. Следующей, более богатой и конкретизировнной, но
сохраняющей универсальность абстрактной схемой мог бы быть
идеальный тип или, точнее типы, которые удобно называть тота-
литарностью, т.е. набором сущностных черт, свойств, признаков
тоталитарного феномена в его различных проявлениях. Тоталита-
ризмом же могла дыть названа более или менее сознательно ут-
верждаемая система реализации той или иной тоталитоидности.
Наконец, саму ракльность тоталитарного феномена, его не-
посредственно наблюдаемую фактуру можно было бы назвать тоталь
по аналогии с парой вериткаль-вертикальность.
Все эти терминологические различения связаны с тем, что
тоталитиарный феномен обычно рассматривается двояко. Предпри-
нимаются попытки отождествить его под именем тоталитаризма с
Третим Рейхом, например, или с СССР периода сталинщины и при
этом трактовать казалось бы все тот же тоталитаризм как иде-
альный тип, набор формальных признаков, которые проявляются в
феноменах лишь частично и с различной интенсивностью.
В первом случае уникальность исходного феномена не позво-
ляет признать тоталитаризмом никакой иной феномен, который
столь же уникален и своеобычен. Но это еще полбеды. Множество
явно нетоталитарных черт феномена окажутся необъяснимы и их
придется как бы не замечать.
Во втором же случае мы напротив без труда найдем большее
или меньшее выражение черт идеального типа тоталитаризма в ог-
ромном количестве политических феноменов, однако даже самое
полное совпадение оеальных и идеальных черт заведомо будет от-
личаться частичностью, множеством отклонений и пустот. Каждый
реальный феномен окажется лишь попыткой с большей или меньшей
полнотой проявить черты идеального типа. В результате ни один
феномен мы не сможем признать вполне тоталитарным, что кажется
недостатком в сравнении с первым случаем, т.к. там хотя бы
один феномен заведомо объявляется тоталитарным.
Некоторый релятивизм в трактовке тоталитатизма компенси-
руется оценить приближение или отдаление от идеального типа
как отдельных политических систем, так и их состояний.
Целесообразно различать тоталитаризм как явление, в кото-
ром с меньшей или большей полнотой проявляются черты идеально-
го типа или тоталитарности.
Тоталитарный принцип и природа тоталитарного феномена.
Существуют самые различные суждения относительно природы
тоталитаризма. Их довольно содержательный обзор содержится в
статье Ю.И.Игрицкого "Концепция тоталитиризма: уроки сноголет-
них дискуссий на Западе"//История СССР, 6, 1990, С.172-190.
Данные Мазурова.
Схема Гаджиева.
Статья о тоталитаризме в Словаре истории идей.
Концепция Х.Арендт.
Наивно-натуралистическое представление прежде всего улав-
ливает наиболее бросающиеся в глаза внешние приметы тоталита-
ризма, но в то же время отражает и некоторые существенные мом-
тенты - непонимание ни тоталитарной личностью, ни системой
иных аргуметов кроме насилия и равенства всех в тотальной не-
безопасности.
Другое, чуть более изощренное понимание заключается в ин-
терпретации тоталитаризма как закрытой системы жестких функци-
ональных связей, как социальной мегамашины, в которой каждый
человек становится винтиком (Ольшанский в "Полисе"). Здесь уже
налицо тотальное поглощение личности ролью, функцией.
Еще одно понимание тоталитаризма связано с его рассмотре-
нием в качестве системы всепроникающего контроля и встречного,
добровольного самоконтроля членов тоталитирного целого. подоб-
ный тоталитарный контроль и самоконтроль либо принимается как
самоочеыидная данность, либо объясняется извращенной и/или не-
избежной исторически формой общественного сознания, подавленн-
ой мифологическим отождествлением части и целого, содержания и
формы, целей и средств, неспособностью различить частное и об-
щее благо, построить рациональные формы политического опосре-
дования и участия.
У всех этих трех интерпретаций есть нечто общее - одно-
родность, гомогенность организации: скопление идентичных лю-
дей-атомов, которые не знают ничего кроме прямого насилия, жи-
вут в гоббсовской утопии "войны ысех против всех"; набор ро-
лей-функций, которые одинаково важны и носители которых одина-
ково неважны; мифы, порождающие "оборотничество" смыслов и
картину мира, где царит всеобщее отождествление, где личное и
родовое нерасчленены и слиты. Таким образом общим принципом
тоталитиаризма можно признать гомогенность его состава, струк-
туры и организации (системы).
Глубина, масштабы и разноликость тотлитарности.
Выявление общего тоталитарного принципа отнюдь не равноз-
начно созданию идеального типа. Одного лишь принципа для этого
недостаточно. Требуется еще уточнить - какой материал и каким
образом этот принцип организует. Можно предположить, что при-
нудительное навязывание гомогенности разным пластам полити-
ческой реальности, внедрение тоталитарного принципа дает весь-
ма своеобразные, заметно отличеюшиеся друг от друга идеальные
типы. Гомогенизируется ли только режим правления? Или тотали-
тарный принцип пронизывает всю структуру государства? А что
если он навязан всей политической системе? Что получится, если
гомогенность будет наязываться не только политике, но всему
человеческому миру, всей социальной системе, включающей эконо-
мику, культуру и все прочие саера сферы человеческих отноше-
ний?
В первом случае мы будем иметь идеальный тип тоталитарно-
го режима - административное регулирование, в целом неплохо
охарктеризованное Г. Поповым под названием администратино-ко-
мандной системы, но не вполне адекватно отнесенное к советской
реальности.
Во втором случае возникает идеальный тип тоталитарного
государства.
В третьем случае перед нми идеальный тип партии-госу-
дарства, т.е. вополне гомогенизованной политической системы.
Наконец, в четвертом случае возникает или мог бы возникн-
вть идеальный тип супертоталитаризма или тотального тоталита-
ризма.
Происхождение тоталитаризма.
Откуда же берется эта гомогенность? Роковое ли она прок-
лятье некоторых народов, как это берутся утверждать, например,
"клеветники России"? Или это мистически прорывающееся то
здесь, то там буйство "древнего родимого хаоса"? Рискну ут-
верждать, что причины более прозаические.
Прежде всего далеко не бесспорно, что тоталитаризация
насаждается политически и в политической сфере, что это насаж-
дение идет как бы сверху вниз - режим, государство, полити-
ческая система, всеобщий человеческий мир. Скорее наоборот -
гомогенизацией чреваты неполитические сферы, прежде всего со-
циетальные сообщества. Недаром массовидность прежде всего свя-
зывает с тоталитаризмом Ханна Арендт.
Дисфункции модернизации.
В условиях форсированной модернизации возникает искушение
просто отбросить старые, "отжившие" политические структуры и
заменить их новыми. В результате новые структуры несут как бы
двойную нагрузку: осуществляют те функции, к которым они пред-
назначены, и те, которые осуществлялись разрушенными структу-
рами, но о которых система "помнит". Получается своеобразное
явление дедифференциации.
Дедифференцированные и недифференцированные политические
структуры современности отличаются немалыми чертами сходства.
Одна из важнейшмх - предрасположенность к дисфункциям, т.е.
разрушительным или по меньшей мере контрпродуктивным проявле-
ниям функциональных возможностей соотвествующих структур. Сре-
ди дисфункций модернизации наиболее ярко и разрушительно проя-
вились тоталитарные тендепнции.
Природа тоталитаризма как навязывания политическому режи-
му, государству или всей политической системе принудительной
гомогенности связана с однозначной трактовкой и тем самым с
изврещением функциональности такого процесса, как массовиза-
ция. Форсированное создание однородной национальной (этни-
ческое государство национал-социалистов) или социальной (про-
летарское государство коммунистов) массы отрывает тоталитари-
зуемое гражданское общество от его корней и истоков, пара-
доксальныи образом сближает с ниболее архаичными моделями об-
щинной, первобытной гомогенности, провоцирует активизацию
протополитических средств организации, прежде всего прямого
принудительного насилия.
Таким образом следует различать тоталитаризм как систему
навязанной гомогенности, внедренной в ходе форсированной мо-
дернизации, и тоталитоидность как изначальную гомогенность
протополитических образований эпохи архаики.
Тоталитаризм может быть охарактеризован как явление сов-
ременности (модерности), непосредственно связанное с отчужде-
нием в личностном плане и с омассовлением - в политическом.
Высокая, в идеале предельная степень омассовления общества и
отчуждения личности представляют собой его сущностные призна-
ки. Тенденции омассовления, нивелирования субкультурных,
сословных, корпоративных, региональных, местных и прочих раз-
личий вполне определенно проявилась уже в ходе создания на-
ций-государств и отвечающих им всеобщих гражданских обществ,
когда для обеспечения целостности этих гигантских для своего
времени образований потребовались специальные скрепы в виде
общенациональных норм языка, культуры, права и т.п., а также в
виде новой общенациональной общности - массы равноправных
граждан, образованной эмансипированными атомами-индивидами.
Надо было быть, конечно, Гоббсом, чтобы разглядеть в событиях
английской революции и предшествующих ей десятилетий атомиза-
цию индивидов и возникновение Левиафана, важность этих пред-
посылок для создания современной поилитческой системы с одной
стороны, их разрушительность и угрозу обернуться "войной всех
против всех" с другой стороны. Отсюда гоббсовскицй императив
постоянных и бесконечных усилий по обузданию хаоса, неустанно-
го политического благоустройства перед лицом весной угнозы то-
талитаризации в измысленной им форме тотальной "войны всех
против всех".
Еще явственней тоталитарные тенденции обозначились в годы
Великой французской революции (якобинский террор) и пострево-
люционного бонапартистского режима (массовизация, создание мо-
билизованного общества и т.п.). Вполне отчетливо некоторые то-
талитарные тенденции проявились в бисмарковской Германии. Од-
нако наиболее яркое выражение эти тенденции нашли в нынешнем
столетии, когда массовое общество и массовые общественные дви-
жения, массовые митинги и средства массовой информации, серий-
ное производство и стандартизированное потребление, всеобщее
образование и массовая культура формируют "одномерного челове-
ка" и столь же однозначные стереотипы поведения.
В отличие от тоталитаризма первобытная тоталитиодность
связана прежде всего с протополитическими образованиями типа
племени, соседской общины или квазигосударственных автократи-
ческих (самодержавных) структур, формально воспроизводящих об-
щинные отношения в державных масштабах при безусловном подчи-
нении и деспота-самодержца, и последнего представителя само-
державного народа-войска единому родовому этосу. Яркие примеры
такого тоталитоидного самодержавия - евразийское войско-община
Чингиз-хана или героическая экспансия раннего ислама.
Общей основой и тоталитиаризма, и тоталитоидности явля-
ется не только гомогенность, но и крайне ослабленная институ-
ционализация.
Тоталитиаризм и деинституционализация.
Институты не даны как нечто вечное и неизменное. На деле
приходится сталкиваться с большей или меньшей выраженностью,
проявлением того или иного института. Институты вновь оказыва-
ются связаны с процессом, но на этот раз не в масштабной
перспективе всей политической системы, а в своей собственной.
Каждый институт, коль скоро он опосредует, обозначает как
свое,"схватывает" то или иное действие, роль, как бы втягива-
ется в череду действий. Обычно опосредованные институтами
действия далеко не в равной, а тем более не в полной мере про-
являют свою институциональную сущность. Далеко не каждое, нап-
ример, действие отдельного депутата в неком парламенте, а тем
более за его пределами, в достаточной мере отвечает комплексу
принципов и норм парламентаризма. Напротив, очевидно, что мно-
жество его действий лишь в очень малой степени институциональ-
но опосредованы. Уровень такой опосредованности может на-
растать или уменьшаться. Институт как бы растворяется в про-
цессе институционализации как нарастающем закреплении действий
и ролей или в процессе деинституционализации как уменьшеющемся
закреплени функций и ролей. Скажем, некий президент начинает
действиями, вполне отвечаюшими институту президентства, но
постепенно начинает придавать им характер самовольного хозяй-
ничанья в своей лавке и кончает прямым самодурством. Это уже
явная деинституционализация президентства, своего рода полити-
ческое самоубийство, самоимпичмент.
Разрушение посредующих форм ведет к деинституционализа-
ции, преобладанию непосредственных, спонтанных действий, допо-
литических отношений. Социетальное приятельство оказывается
важнее формальной политической упорядоченности, влияние -
весомее власти. В приведенном примере президента, ставшего
диктаром-самодуром, институционализированные политические
действия все больше и больше вытесняются непосредственными и
спонтанными порывами, отражаюшими стихийнцую волю к господству
данного человека и его "группы сверстников" (простейшей социе-
тальной общности). За скобками, это уже другая проблема и
учебная тема, остается вопрос, кому и почему в данном случае
выгодно использовать и усугублять деинституционализацию прези-
дентства. Важно отметить только, что институционализация и де-
институционализация при всем их жизненном значении для не-
посредственно вовлеченного политического актора имеют и общее
системное значение для всего политического целого.
Широкая и углубляющаяся деинституционализация вызывает
аномию, т.е. такое состояние большинства политических акторов,
когда они последовательно или непроизвольно уклоняются от вы-
полнения известных им институционализированных правил и норм.
Аномия фактически равнозначна эрозии политической систе-
мы, подрыву политических начал и отношений, возобладанию допо-
литических, чисто социетальных императивов поведения. Полити-
ческое сообщество все больше деградирует в некую аморфную общ-
ность, в лучшем случае гигантский аналог "группы сверстников"
или "малой группы", а в худшем - подобие "зоны" или даже
гоббсовской "войны всех против всех".
С другой стороны дополитические по природе непосредствен-
ные узкосоциетальные действия и отношения являются необходимой
предпосылкой образования собственно политических действий и
отноений, а значит и институтов. Ключевое значение в этом слу-
чае приобретает социализация, включение индивидов в круг 3своих
(социетальное сообщество). Социализация, однако, происходит
уже в самых простых общностях. Она распространяется, конечно,
и на более сложные общности, наприер, на политические сооб-
щества. В этом случае природа социализации существенно изменя-
ется. Речь идет уже не просто об интеграции в некую общность,
но и об определении своего места в ней, об отношении не только
к целому, но и к отдельным институтам. В этом случае следует
говорить о политической социализации как о соврешенно своеоб-
разном феномене, существенно отличном от простой социализации.
Предложенные доводы не означают, что нижним, дополити-
ческим слоем можно было бы пренебречь. Это было бы наивной и
непростительной ошибкой. Дополитическая стихия не только не
отбрасывается, но полностью сохраняется, проникая во все поры
политической системы. Она, конечно, несколько трансформиру-
ется, рационализуется и "цивилизуется" при этом. Более того -
социетальная стихия существенно воздействует на целостность
политической системы. Конкретные примеры вскрыты в описании
Карлом Шмиттом значения оппозиции 3свой/чужой 0в политике, хотя
эта оппозиция обладает несомненной дополитической природой.
Неврозы в политике (бегство от свободы)
Боязнь аномии с одной стороны идавление слишком высоких
требований к политической личности с другой порождают различ-
ные неврозы в политике, наиболее типичным среди которых явля-
ется "бегство от свободы"(Э.Фромм). Фашизм и другие формы то-
талитаризма дают немало примеров подобного бегства от свободы.
Процесс излечения от подобных политических неврозов связан с
развитием личностного начала в политике. С друной стороны
развтие современной личности невозможно без использования
потенциала политического участия. Никакая экономическая изо-
щренность или культурная утонченность не в состоянии сегодня
компенсировать недостаток способности свободно оперировать по-
литическими нормами и ролями, эффективно использовать полити-
ческие права и свободы. Эти способности являются неприменной
принадлежностью современного человека.
Партия-государство: попытка преодоления
антитезы государство/гражданское общество.
И в силу унаследованной традиции, и в силу своих сущност-
ных свойств государство и гражданское общество с самого начала
эпохи модерна резко обозначили противоположность своих устрем-
лений, между ними проявлялось открытое и явное противоречие.
Уже больше двух столений политическая мысль бьется над пробле-
мой разрешения этого противоречия. Предлагались окончательные
и бескомпромиссные способы ее решения: огосударствление об-
щества (этатизм, государственный социализм) или, напротив,
обобществление государства (крайний эгалитаризм, анархизм,
марксистское "отмирание государства"). При полной противопо-
ложности своих идейных традиций и нравственных устремлений обе
эти тенденции сходились в отказе от признания рациональности
разъединения-единства государства и гражданского общества. В
конечном счете обе крайности, обе тенденции сошлись в утверж-
дении всевозможных версий тоталитаризма.
4Гораздо более логичным и перспективным представляется
4признание естестенности и рациональности разъелинения-единства
4государства и гражданского общества. С этой точки зрения
4проблема заключается не в том, чтобы разрешить противоречие
4путем уничтожения одной из его сторон (типичный для
4примитивной, силовой политики образ мышления), а в том, чтобы
4регулировать это противоречие, использовать его как
4политический инструмент. Для этого предлагались и
4использовались различные 0 4п 0ути: введение
посредничаюших институтов,
в частности, промежуточных государственно-общественных систем
(возрожденные на 4 0новой основе корпорации, профсоюзы, местные
общины, партийные 4 0системы и т.п.).
4Возможен, конечно, и третий подход: форсированное
4превращение гегемонии в абсолютное господство. Это делается,
4например, путем отождествления интересов рабочего класса с
4национальными интересами, или путем конструирования некого
4фантомного национального интереса и его партии
4(нацонал-социализм и прочие версии фашизма). Так возникает о 0д-
нопартийная система как чистая 4и безусловная 0гегемо-
ния 4-господство.
Эволюция отечественного тоталитаризма.
Отечественный тоталитаризм дал, вероятно, одно из наибо-
лее отчетливых и ярких проявлений последовательной смены раз-
личных типов тоталитарности. В немалой степени это связано с
тем, что модернизация была в высшей степени форсированной, од-
нобокой и поверхностной, а также тем, что сохранились значи-
тельные осадки тоталитоидности не только внизу (крестьянская
община), но и наверху (неразделенность власти), а также во
всей политической системе (самодержавный принцип).
Рецидивный тоталитаризм.
Преодоление тоталитарных дисфункций модернизации.
Преодоление тоталитарных дисфункций модернизации прежде
всего предполагает восстановление и максимальное обогащение
потенциала разнообразия политических действий, ролей, институ-
тов и в целом символических форм опосредования. Этот процесс и
является демократизацией. Название, вероятно, не самое удач-
ное, т.к. оно невольно акцентирует внимание на комплексе поли-
тических явлений, связанных с прямым, минимально опосредован-
ным участием всей совокупности граждан (массы, образованной в
пределе по образцу дополитической социетальной общности, рода)
в принятии политических по своей природе решений. А это как
раз то, на чем паразитирует тоталитаризм.
Демократизация же и современная демократия по
своей сути есть соединение всех возможных и так или иначе
испытанных форм политического опосредования действий и форм
организации. Эту идею несколько парадоксально заострил У.Чер-
чилль, выступая в британском парлименте 11 ноября 1947 года.
"Демократия, - сказал он, - самая плохая форма правления, если
не считать все остальные, которые время от времени подверга-
лись проверке". Демократия плоха своей всеядностью (плюрализ-
мом, толерантностью). Это влечет множество неизбежных издер-
жек, например, например многократное дублирование функций,
проработке множества альтернатив и т.п. В результате система
по определению не может быть достаточно эффективной для того,
скажем, чтобы "догнать и перегнать" или "осуществить радикаль-
ную реформу", за пару лет втиснув страну в рамки капитализма
образца К.Маркса. Для эффективного решения таких задач как раз
и годится тоталитиаризм. Он или подобные "однозначные"систе-
мы, претендующие на максимальную эффективность, как раз и под-
вергаются, по мысли Черчилля, проверке. Она обычно подтвержда-
ет эффективность "однозначной" системы, но тут же показывает
разрушительность, а то и просто бессмысленность поставленных
целей - перегняя, убежали в какой-то тупик, завоевывая новое
"жизненное пространство", едва не лишились того, что было,
устремляясь к "свободному рынку", рискуем форсировать тоталь-
ную дезорганизацию. С точки зрения Черчилля лучше не искушать
судьбу погоней за небывалыми и сверхэффективными формами прав-
ления, а удовольствоваться "худшим" - смешением того, что ра-
ботает и позволяет пусть медленно, но верно решать практи-
ческие задачи.