Статья: Моральный канон античности: Гомер, Гесиод, семь мудрецов

Статья: Моральный канон античности: Гомер, Гесиод, семь мудрецов

А.А. Гусейнов

Античной этике предшествовал некий реально заключенный в дофилософских формах культуры моральный канон. Она была размышлением над ним и в то же время сама вошла в этот канон в качестве его понятийно оформленного завершения. Под моральным каноном имеется в виду идеальное представление о совершенной (достойной, добродетельной) личности и совершенной (достойной, счастливой) жизни. Он был задан в первых (и по времени возникновения, и по значению) текстах древнегреческой культуры - поэмах Гомера, Гесиода, изречениях Семи мудрецов, которые в решающей мере потому и стали первыми, основополагающими, что содержали в себе этот канон.

§ 1. ГОМЕР

Первым среди первых был Гомер, полулегендарный автор "Илиады" и "Одиссеи". Считается, что он жил в VIII в. до н.э., а описываемые им события Троянской войны происходили за много веков до этого. Он был для древних греков и унаследовавших их культуру римлян общепризнанным эстетическим авторитетом и учителем жизни.

Гомер воспевает героев и героический этос. Герои - особые существа, полубоги. Они происходят от людей и богов. Божественные предки не оставляют их вниманием и заботой, герои общаются с богами, пользуются их покровительством, получают прямые указания к тем или иным действиям. "Божественный", "богоподобный" - самое типичное и адекватное определение героя, которым пользуется Гомер. Герои несут в себе божественное начало, но они - не боги. В одном очень существенном пункте герои отличаются от богов: они смертны. Смертность они унаследовали от земных предков. Это становится основной болью героев. Им мало того, что они полубоги. Их пафос, самая суть героического этоса состоит в том, чтобы сравняться с богами во всем. Для этого им надо преодолеть свою смертность. Жажда бессмертия - вот, что движет героями, является основой основ героической этики.

Но как достичь этого? Герои, конечно, хотели бы стать бессмертными в прямом, буквальном, физическом смысле этого слова [1].

1 Гомер. Илиада / Пер. Н. Гнедича. М., 1978. Одиссея / Пер. В.А. Жуковского. М., 2000. Здесь и далее ссылки на поэмы Гомера будут даваться в тексте сокращенным указанием названия, песни и стихов.

Если невозможно обрести бессмертие физически, то нельзя ли достичь его через дела, подвиги, которые достойны бессмертных богов?! Герои ставят перед собой именно такую задачу - жить подобно богам и невозможное в физическом смысле бессмертие компенсировать бессмертием дел. Тем самым обозначается пространство героического этоса.

Нравственно-антропологическая сущность героя задает архетипический образ идеального человека европейской культуры. Герой занимает промежуточное положение между богами и людьми, которые "тянут" его в разные стороны. В силу этой онтологической раздвоенности (нетождественности, противоречивости) его существование становится проблематичным, неустойчивым: оно явлено не как факт, а как альтернативные возможности, выбор между которыми определяется его собственными сознательными усилиями. Героя делает героем то, что он, отождествляя себя со своей божественной половиной, делает выбор в пользу бессмертных дел. Какие же дела являются бессмертными? Из текста и контекста поэм Гомера можно вычленить, по крайней мере, следующие их признаки.

Во-первых, способность подняться над страхом смерти, что обнаруживается в мужестве воина. Своим мужеством, военной доблестью герой как бы заявляет, что бренная природа не может стать ограничением его деятельности. Во-вторых, величие дел. Таковыми являются дела, которые имеют значение для судьбы народа (племени) и в которых принимают участие все лучшие их представители. Герой делает то же самое, что многие другие, но несравненно лучше их. "Тщится других превзойти, непрестанно пылать отличиться" (Ил. VI, 208) - такова важнейшая установка героя. В-третьих, честь.

Честь и есть самое великое для героя; честь понимается при этом как чествование, соответствующее заслугам и положению, как подобающее, уважительное отношение. Честь - самое сокровенное и ранимое место героя, решающая причина потрясений в мире героев. Сюжетной основой "Илиады" является ссора между Ахиллесом и Агамемноном, которая возникла из-за того, что Агамемнон обесчестил у Ахиллеса пленницу, полученную тем в качестве награды после успешного боя. В-четвертых, жажда бессмертной славы. Наряду с материальными наградами и в большей мере, чем они, слава есть явленность чести, ее внешняя удостоверенность. Величие дел определяется также и тем, как долго их будут помнить и о них говорить, восхищаться ими и им подражать. Герою вообще важно, что о нем будут говорить, в особенности же важно, что о нем будут говорить тогда, когда его не будет. Герой - тот, кто хочет остаться в памяти поколений, хочет, чтобы о нем слагали песни и ему ставили статуи.

Герои принадлежат благородному сословию. Говоря точнее, они образуют благородное сословие, особый мир, в котором превыше всего ценятся мужество, честь, слава. Они бесконечно дорожат своим аристократизмом, ревниво оберегают то, что возвышает их над всеми остальными. И в этом они тоже подражают богам. Ведь олимпийские боги также требуют для себя почестей и жаждут славы, они не прощают каких-либо нарушений, связанных с их культом, жертвоприношениями в их честь. Боги Гомера - своего рода благородное сословие бессмертных. Герои, отождествляя себя с благородством поведения, с честью и славой, в которых оно воплощается, как раз и реализуют свое стремление быть как боги в делах, раз уж им не суждено быть такими же, как они, по природе. Громкая долгая слава - вот путь, на котором они хотят перешагнуть через свою бренную природу. Ахиллес, размышляя над тем, принять ли ему вновь участие в битве или нет, говорит:

"Если останусь я здесь перед градом троянским сражаться,

Нет возвращения мне, но слава моя не погибнет.

Если же в дом возвращусь я, в любезную землю родную,

Слава моя погибнет, но будет мой век долголетен"

(Ил. IX, 413-416).

Краткая жизнь во славе или бесславное долголетие - такова дилемма героя. Так как границы славы не установлены и она может длиться и длиться в поколениях, а долголетие, сколь бы долгим оно ни было, отмерено строго и очень скудно, то выбор в пользу краткой жизни во славе свидетельствует не только о силе духа героя, но и о правильном расчете.

Герой не может внутренне утешиться. Такой самообман не для него. Как участник Олимпийских игр не может считаться победителем, если он не признан и не чествован в этом качестве, так и герой не может чувствовать себя героем, если он не явлен в качестве героя. Если не желать публичного признания и не дорожить им, то зачем тогда вообще заниматься публичными делами?! А великие дела - это всегда дела публичные, общезначимые. Разрыв между моральным удовлетворением и материальной наградой, интимным чувством и внешним счастьем, между субъективностью и публичностью - не для героя и героической эпохи. Это - признаки других (более поздних) человеческих типов и исторических времен. Героический мир таким образом и для того устроен, чтобы публично чествовать героев и разносить славу об их подвигах. Это среда, созданная для героических дел и поддерживаемая ими.

Поименная индивидуализированность и публичность, общезначимость деяний - типическая особенность героической этики. Герой целеустремленно утверждает себя, свой интерес и одновременно с этим интерес своего сословия, племени, народа. Разделение личного (частного) и общего ему неведомо. Единство героя и политического мира (индивидуального и коллективного, личных стремлений и общей воли) запечатлено в двойной обусловленности героических поступков, а именно, замечательном совпадении земных мотивов и непосредственных указаний богов. Описываемые Гомером события, в которых участвуют герои, и их поступки, подстроены богами на Олимпе, являются результатом их борьбы и интриг, в то же время они естественно вытекают из конкретных человеческих ситуаций, природных страстей и общественных связей индивидов. Ахиллес, отдавая Приаму тело поверженного им Гектора, также выполняет переданное ему матерью Фетидой указание Зевса, но у него есть и свои мотивы сделать это. Ахиллесу становится жалко старого Приама, напомнившего ему горюющего в одиночестве собственного отца, да к тому же он получает хороший выкуп. В двойной мотивации поступков героев примечательно не только их совпадение, параллелизм. Еще более важно и показательно, что обусловленность действий героев божественной волей не ослабляет их силу воли, энергию их поступков. Они обращаются к богам, приписывают им свои достижения, винят их в свих ошибках, заранее узнают от них о своей, часто печальной судьбе, но это не отменяет, не уменьшает их собственной активности. Напротив, божественная предзаданность действий усиливает решимость самих героев. То, что хотят герои, есть одновременно то, что угодно богам.

Слова, которые впоследствии стали этическими терминами, в поэмах Гомера предметно нагружены, не несут в себе морального содержания. Весьма показательно, что понятия "мужественный" и "физически сильный" обозначаются одинаково. Они в сознании грека той эпохи совпадают и по сути. Ахиллес, который представляет собой воплощение мужества, является одновременно человеком могучего телосложения, огромной силы, один его яростный вид нагоняет страх на врагов: "быстроногий" - его типологическая характеристика, его меч - такой тяжелый, что никому другому его поднять не под силу; у него, по словам Гектора, "руки подобны огню, а душа и могучесть - железу" (Ил. XX, 373). Храбрость Ахиллеса есть выражение и продолжение его физической природы, и про нее Агамемнон в пылу ссоры говорит, что "она дарование бога" (Ил. Г, 178). Понятие ???| (добродетель), которое стало центральным в античной этике, у Гомера, как и еще долго после него, употребляется в широком смысле - значении добротности и относится не только к человеку, но и к другим живым существам. Как обозначение добротности, высокого качества человека ??? является характеристикой человека благородного, аристократического происхождения и вбирает в себя те свойства, которые и делают его благородным, прежде всего, силу, мужество, высокий дух, стремление первенствовать; так одно из собирательных его описаний включает легкость в беге, искусство в сражениях, блистательный ум (Илиада, XV, 641-642). Н. Гнедич переводит ??? как доблесть. Понятие доблести у Гомера включает конкретные качества, которые высоко ценятся в героическом мире. И тот факт, что разные качества объединяются в нем по тому критерию, что они высоко ценятся и в своей совокупности выделяют, возвышают обладающего ими человека, уже придают ему этический оттенок. В "Одиссее", следующей по хронологии событий за "Илиадой" и написанной позже нее, больше свидетельств зарождающегося морального сознания. А.Ф. Лосев, например, находит несомненные моралистические мотивы в изображении Аида в песне XT (водворение Геракла на небо, образы великих грешников Тития, Тантала, Сизифа, характер суда над умершими и т.д.) [1]. Терминология, несущая эпическую этическую нагрузку, в ней богаче и встречается чаще [2].

1 Лосев А.Ф. Гомер. М., 1960. С. 180.

2 См.: Hoffman M. Die ethische Terminologie bei Homer, Hesiod und altenjambogra-phen. Tubingen, 1914.

Бедность и неразвитость терминологии свидетельствуют о том, что мораль не обособилась, не эмансипировалась от реальности, когда она "может действительно представить себе что-нибудь, не представляя себе чего-нибудь действительного" [1], но вовсе не о том, что она отсутствует. Мораль этой эпохи еще вписана в язык самой практической жизни. Не будет преувеличением сказать: герои моральны, не ведая того, что они моральны. Как пишет В. Йегер, "конечными этическими рамками для Гомера, как и для греков вообще, являются законы бытия, а не предписания голого долженствования" [2].

Героический мир держится энергией героических дел, и у него нет другой гарантии, кроме героических личностей. При этом каждый герой является его несущей конструкцией. Он равен самому себе и незаменим. Если есть в поэмах Гомера какая-то несомненная истина, то она состоит в том, что герой и героический мир тождественны.

Гомер запечатлел героический мир периода, когда мужество одного Ахиллеса решает судьбу войны для ахейцев и мужество одного Гектора решает судьбу войны для троянцев.

Герой не знает сомнений в том, что касается героических ценностей. Но это не значит, что само героическое самоутверждение дается ему легко, без борьбы. Герой умеет преодолевать возникающие препятствия и соблазны. Из поэм Гомера мы узнаем, что это могут быть а) слепые человеческие порывы (Ахиллесу приходится с огромным трудом и не без помощи богов сдержать свой яростный гнев, чтобы не поднять меч на Агамемнона; Гектору приходится преодолевать страх, обуявший его при виде грозного Ахиллеса, для чего также потребовалось вмешательство Афины); б) материальные искушения (Ахиллес отвергает огромные дары Агамемнона в качестве компенсации за нанесенное ему оскорбление); в) семейные привязанности (Гектор во имя воинской чести должен перешагнуть через любовь к жене и малолетнему сыну, жалость к престарелому отцу). Герой утверждает себя через собственную природу и жизненные обстоятельства, и поэтому он должен уметь властвовать ими. У Гомера уже намечена линия, связывающая героический этос с умерением страстей, преодолением соблазнов, борьбой мотивов. Герой - человек, который умеет в случае необходимости ставить ценности, делающие его богоподобным, выше мотивов, обусловленных его частной бренной жизнью.

1 Маркс. К., Энгельс Ф. Соч. Т. 3. С. 30.

2 Jaeger W. Paideia. Berlin, 1936. Bd 1. S. 82.

От героя требуется также рассудительность, прозорливость, искусство убеждения. Героический мир - пространство бессмертных дел и одновременно с этим пространство речи. Ахиллес в начале троянского похода был совсем юн, "неискусен в войне, человечеству тяжкой; в сонмах советных неопытен, где прославляются мужи", поэтому отец приставил к нему мудрого учителя, чтобы тот его всему научил: "Был бы в речах ты вития и деятель дел знаменитых" (Ил.IX, 440-443). Благородной доблести надо учиться, ее надо культивировать. Она требует дисциплины, состоящей в том, чтобы страсти и интересы корректировать, направлять мудрой речью. У Гомера уже намечается ставшая магистральной для европейской культуры и этики тенденция, отождествляющая нравственно достойное поведение с поведением разумным.

§ 2. ГЕСИОД

Гесиод (конец VIII - начало VII вв. до н.э.) - поэт гомеровского эстетического стиля, автор широко известных и цитируемых в античности поэм "Теогония" и "Труды и дни". Нас в истории этики главным образом интересуют "Труды и дни" - поэма, которая в отличие от героического эпоса Гомера является первым и классический образцом назидательного (дидактического) эпоса. Гесиода отделяет от Гомера предположительно один век. Однако изображаемая им нравственная ситуация является качественно иной. В центре внимания Гесиода - ценности крестьянства (мелких собственников, простых людей), которые существуют уже не столько как данность, сколько как требования, абстрактные принципы.

Гесиод - сын беотийского крестьянина и сам крестьянин. Наследство отца было поделено между ним и его младшим братом Персом. Перс силой и путем подкупа судей забрал себе больше того, чем ему полагалось. Это не принесло ему пользы - он промотал свое имущество и вынужден был обратиться за помощью к Гесиоду. Поэма "Труды и дни", из которой мы узнаем обо всех этих обстоятельствах, написана в форме обращения к Персу и в качестве назидания, урока ему. Подобно тому, как Гомер сосредоточил свой взгляд на факте попрания чести Ахиллеса, увидев в этом потрясение основы основ героического мира, так Гесиод посвятил свою поэму попранию справедливости со стороны Перса и его не названных по имени продажных судей ("царей-дароядцев"), подняв этот факт до эпических

высот, которые стали одновременно и этическими высотами. Гесиод начинает поэму с гимна Зевсу, по воле которого все происходит [1] и который устроил так, что неправедный путь Перса обернулся для него крахом. Если Гомер показывает, что нельзя безнаказанно попирать честь героя, то Гесиод показывает, что нельзя безнаказанно попирать справедливость.

1 Гесиод. Труды и дни / Пер. В. Вересаева // Полн. собр. текстов. М., 2001. С. 42. В дальнейшем ссылки на "Труды и дни" будут даваться в тексте указанием порядкового номера строк.

Поведение Перса - не его индивидуальная особенность, а типичное выражение всеобщей испорченности нравов. Люди, говорит Гесиод, обречены на тяжкий труд, ибо "скрыли боги от смертных источники пищи", на болезни, страдания, тысячи всяких бед. Это - наказание со стороны Зевса за поступок Прометея, обманом выкравшего у богов огонь.

Обозначая вселенский масштаб постигшей людей катастрофы, Гесиод рассказывает Персу "повесть другую" (108) - знаменитый миф о пяти временах (поколениях людей), которые образуют нисходящий, деградирующий ряд. Первым было золотое поколение: люди жили как боги, со спокойной душой и без трудов, к ним даже не приближалась старость, они умирали, "как будто объятые сном" (116). Они исчезли, превратившись в благостных демонов, охраняющих людей на земле. Следующее поколение было создано из серебра. Оно было много хуже, не желало воздавать почестей бессмертным богам, за что и было уничтожено Зевсом. Третьим было медное поколение. Оно было могучее и страшное, за что и поплатилось ("сила ужасная собственных рук принесла им погибель" - 153). Эта линия качественного ухудшения человеческого рода прервалась созданием , Зевсом поколения героев, которое было и справедливее прежних, и лучше (158). Судьба этих полубогов также оказалась печальной: "грозная их погубила война и ужасная битва" (161). Тогда наступил пятый век железных людей. Это - век самого Гесиода, хотя ему, будь на то его воля, жить в нем не хотелось бы ("раньше его умереть я хотел бы иль позже родиться" - 175). Это поколение обречено на беспрерывные несчастья, и Зевс его тоже погубит после того, как до конца разовьются свойственные ему пороки, а именно:

"Дети с отцами, с детьми их отцы сговориться не смогут.

Чуждыми станут товарищ товарищу, гостю - хозяин,

Больше не будет меж братьев любви, как бывало когда-то.

Старых родителей скоро совсем почитать перестанут,

Будут их яро и зло поносить нечестивые дети

Тяжкою бранью, не зная возмездья богов; не захочет

Больше никто доставать пропитанья родителям старым.

Правду заменит кулак. Города подпадут разграбленью.

И не возбудит ни в ком уваженья ни клятвохранитель,

Ни справедливый, ни добрый. Скорей наглецу и злодею

Станет почет воздаваться. Где сила, там будет и право.

Стыд пропадет. Человеку хорошему люди худые

Лживыми станут вредить показаньями, ложно кляняся.

Следом за каждым из смертных бесчестных пойдет неотвязно

Зависть злорадная и злоязычная, с ликом ужасным.

Скоро с широкодорожной земли на Олимп многоглавый,

Крепко плащом белоснежным закутав прекрасное тело,

К вечным богам вознесутся тогда, отлетевши от смертных.

Совесть [1] и Стыд. Лишь одни жесточайшие, тяжкие беды

Людям останутся в жизни. От зла избавленья не будет" (182-201).

1 В древнегреческом оригинале Эмеуйт в точном смысле означает боязнь воздаяния.

Завершая и обобщая картину деградации человеческого рода, Гесиод к своим мифам о Прометее и пяти временах добавляет басню о соловье и ястребе, которая является вообще первой европейской басней. Ястреб, вонзив свои когти в соловья, говорит тому: "Что ты, несчастный, пищишь? Ведь намного тебя я сильнее: как ты ни пой, а тебя унесу я, куда мне угодно" (207-208).

Общая причина всех несчастий - отступление от правды, на которой держится порядок мира, который и диктует людям почтительное отношение к богам и справедливое отношение друг к другу.

Несправедливый путь, на который встал Перс и который явился причиной его бед, есть плохой путь, путь зла. А какой же путь был бы правильным? Трудный путь добродетели, который есть в то же время добродетельный путь труда - таков ответ Гесиода: "Путь не тяжелый ко злу обитает оно недалеко. Но добродетель от нас отделили бессмертные боги // Тягостным потом: крута, высока и длинна к ней дорога" (288-290). За словом, переведенным на русский язык В. Вересаевым как добродетель, в греческом оригинале стоит ??? - то самое ???, которое переводчик "Илиады" Н. Гнедич перевел как доблесть. Праздность, порождая зависть к чужому богатству и благополучию, ведет к несправедливости, соблазну добиться того же обманом и силой.

Что же делать Персу и всем испорченным людям железного века, типичным представителем которого он является? Быть справедливым ("слушайся голоса правды и думать забудь о насилье" - 275) и упорно трудиться ("так полюби же дела свои вовремя делать и с рвеньем" - 306). Под справедливостью Гесиод понимает доброклятвенность, беспристрастный суд, следование закону. Он связывает ее с судопроизводством и тем самым на века задает этому понятию именно этико-юридический смысл. Труд он понимает в том значении, которое впоследствии в истории моральной культуры запечатлелось в формуле: "кто не работает, тот не ест".

Справедливость и труд - таковы устои нравственного канона Гесиода. О справедливости говорит и Гомер, но она не типична для героического этоса. Признание нравственной ценности труда - исключительное открытие и заслуга Гесиода. Через посредство Гесиода, поднявшего ценности справедливости и труда до этических высот, класс мелких собственников и в целом неаристократические слои населения заявили себя в качестве самостоятельной духовной и исторической силы, предъявили свои претензии на то, как должно быть устроено публичное пространство государственно-общественной жизни. Они не согласились оставаться в тени аристократии и отдать последней государство в "вотчинное" пользование. Наряду с героической утопией они создали свою утопию, свое видение того, каким в идеале должен быть этот мир. Гесиод через идеал справедливости, понимаемой как следование закону и честный суд, и труда, понимаемого как бережливость, стремление к надежному достатку, богатству, выгоде, задал вторую основную доминанту общественной морали, которая получила свое название мещанской уже в наше время - тогда, когда эта доминанта стала господствующей. Мещанская мораль противостоит аристократическому (гомеровскому) этосу с его ориентацией на высокую доблесть, честь, славу, щедрость, которая была первой по времени и оставалась главенствующей в общественных нравах вплоть до Нового (буржуазного) времени. Соотношение, борьба, взаимовлияние этих основных тенденций существенным образом определяло и определяет состояние и динамику общественной нравственности в европейской истории.

На пути добродетели стоят два тесно связанных между собой препятствия: соблазн и глупость. В наказание за украденный для них Прометеем огонь люди, говорит Зевс, "возлюбят, что гибель несет им" (58). С этой целью он создал Пандору с ее злополучным ящиком. Праздное желание получить все легко и быстро толкает человека на путь зла, который является первым, ближайшим путем, ибо "обитает оно недалеко" (288). Не всякий может увидеть конец, то, что скрыто:

"Дурни не знают, что больше бывает, чем все, половина,

Что на великую пользу идут асфодели и мальва" [1] (40-41).

1 Асфодели и мальва - растительная пища бедняков.

Справедливость и труд - данные богом законы человеческой жизни, но поскольку люди обладают разумом и речью, они даны им не как факт, а как задача. Следовать им - означает подняться на уровень эих требований, обучиться им. Справедливость и труд приобретают реальность в качестве сознательных целей деятельности. Гесиод рассматривает человека в нравственно-образовательной перспективе:

"Тот - наилучший меж всеми, кто всякое дело способен

Сам обсудить и заранее предвидеть, что выйдет из дела.

Чести достоин и тот, кто хорошим советам внимает.

Кто же не смыслит и сам ничего и чужого совета

К сердцу не хочет принять, - совсем человек бесполезный" (293-297).

Свою поэму Гесиод рассматривает в качестве хорошего совета, а себя в качестве человека, который может давать такие советы. "Труды и дни" написаны от первого лица; здесь говорят не боги, как в случае Гомера, а сам поэт ("Глазом и ухом внимай мне ...Я же, о Перс, говорить тебе чистую правду желаю" - 9-10). Гесиод убеждает и увещевает. Он говорит, что означает несчастная история Перса, и какой в ней заключен урок. Сам же урок может извлечь только Перс.

Таким образом, нравственный мир Гесиода отличается от нравственного мира Гомера не только тем, что здесь акцентируются иные ценности, но и тем, что они явлены в иной форме. Справедливость и труд даны в форме абстрактных принципов, оторванных от живых индивидов и противостоящих им. Если в мире Гомера, как мы видели, есть моральные индивиды, но нет моральной идеологии, то здесь, наоборот, нет моральных индивидов, но есть моральная идеология в виде нормативной программы справедливости и труда. Мораль эмансипировалась от мира, чтобы идеально задать ему некую более высокую перспективу.

§ 3. СЕМЬ МУДРЕЦОВ

Семь мудрецов - собирательный образ людей, выделившихся и прославившихся в разнообразных областях человеческой деятельности. По разным спискам, каждый из которых ограничен числом семь, в

целом к ним относят около 20 человек. Несомненными среди них, встречающимися во всех списках, являются четверо: Фалес, Солон, Биант, Питтак. В списке Деметрия Фалерского (IV в. до н. э.), автора самого древнего сборника изречений "Семи мудрецов", в добавление к ним названы еще Клебул, Периандр, Хилон.

Семь мудрецов занимают промежуточное положение между до-философской и философско-опосредованной стадиями моральной культуры античности. Их имена неразрывно связаны с моральными представлениями, которые приобрели в ту эпоху общепризнанный статус, одновременно они стоят у истоков греческой философии; первый среди мудрецов - Фалес является также и первым философом. В творчестве Семи мудрецов мораль приобретает форму императивов, обозначается ее основное проблемное поле: индивид и окружающие его люди.

Все, кого относят к Семи мудрецам, имеют ряд общих черт, создающих сам образ Мудреца: все они обладали поэтическим даром, были людьми, которые много видели, знали, отличались практической рассудительностью, находчивостью, прославились как политические деятели, способствовавшие благу государства. Пожалуй, самой важной и более всех поражавшей древних греков особенностью мудрецов был сам их образ жизни, задававший необычный порядок ценностей: они ставили добродетель выше внешних благ. Для них личностное совершенство, умственное развитие и душевное спокойствие были важнее, чем богатство и даже власть. Они отличались сдержанностью, мягкостью нрава (за исключением, пожалуй, Периандра, которому приписывают много жестокостей). Все они были сторонниками спартанского (лаконского) воспитания (отсюда и лаконичность их речи), прославились не родовитостью и военными подвигами (хотя некоторые из них могли бы похвастаться и тем и другим), а добродетелью, качествами характера и ума. Они были захвачены перспективой бесконечного совершенствования в том трудно определимом и впервые открываемом ими способе жизни, который обозначался высоким словом "мудрость".

Мудрецы были прозорливыми людьми, видели не только глазами, но и умом. Мудрость есть умозрение. Мудрецы стремились раздвинуть горизонты знания, они хотели дойти до пределов и были лучшими в ответах на вопросы о самом, самом (самом трудном, самом легком, самом быстром и т.д.).

Как пишет Диоген Лаэртский, на вопрос, "Какая жизнь самая лучшая?" - Фалес ответил: "Когда мы не делаем того, что осуждаем в другом" [1]. Это изречение, получившее уже в Новое время название Золотого правила нравственности, приписывается еще Питтаку: "Что возмущает тебя в ближнем, не делай сам [2]". Оно ставит моральное качество человека в зависимость от качества его отношений с другими людьми и задает надлежащую меру этих отношений. Интерес мудрецов к предельным вопросам не является сугубо познавательным. Предельное знание им нужно, чтобы найти правильные практические ориентиры, божественно совершенный канон жизни. Проблемы совершенной жизни являются для них самым достойным предметом общения. Образ мудрецов как учителей жизни предметно закреплял в культуре ту мысль, что "идеал мудрости имеет более сильное воздействие на исторический процесс, чем, сажем, идеал набожности, персонифицированный в святом, или идеал мужества, персонифицированный в герое" [3].

1 Диоген Лазртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М., 1986. С. 66. Далее ссылки на это издание даются в тексте указанием книг (римская цифра) и абзаца (арабская цифра).

2 Фрагменты ранних греческих философов. М., 1989. С. 93. Далее изречения Семи мудрецов даются по этому изданию.

3 Snell В. Leben und Meinimgen der Sieben Weisen, 1943. S. 27.

Первых греческих мудрецов называют еще гномистами, поскольку свою мудрость они запечатлели в кратких изречениях, гномах. Это были требования, указания к поведению, призванные направить его по правильному руслу. Тем самым был сделан исключительно важный шаг в морали. Она приняла форму правил поведения. Эти правила отличались безусловностью, категоричностью. Они, хотя и связывались с именем того или иного мудреца, задавались тем не менее не как его мнение или совет, а как некая безусловная истина, выраженная в форме повеления. Если учесть, что эти правила имели своей целью совершенство характера человека и его отношений к родителям, старшим, согражданам, государству, богам и не касались других аспектов жизни (военных, хозяйственных, эстетических и прочих), то мы здесь имеем первый опыт, когда не предполагающие ни обоснований, ни оговорок (и потому краткие) категорические требования закрепляются за моральной сферой, выделяют эту сферу. Гномы Семи мудрецов (типа "Не лги", "Пекись о важном" - Солон, "Доверенное возвращай" - Питтак) звучат так, как если бы это был голос неба. Гомер изображает живых индивидов, которые заключают нормы своего поведения в себе. Гесиод говорит от имени мелких собственников, формирует их идеалы. Семь мудрецов вещают моральную истину саму по себе.

В жизнепонимании, которое задается наставлениями Семи мудрецов, можно выделить следующие три момента. Во-первых, ориентация на общее благо, включающее в себя почитание богов, старших, родителей, сограждан ("Почитай богов" - Солон; "Старшего уважай" - Хилон; "Не стесняйся льстить родителям" - Фалес, "Повинуйся законам" - Хилон). Во- вторых, умение владеть собой, господствовать над своими страстями ("Безрассудства не одобряй" - Биант; "Удовольствие обуздывай" - Клеобул). В-третьих, такая организация речевого и обусловленного речью пространства, которое демонстрирует равно уважительное отношение к окружающим, соблюдение правил, ограничивающих поведение во имя такого отношения. ("Не лги, но говори правду", "Уважай друзей", "Не хули ближних" - Хилон; "Бери убеждением, а не силой" - Биант). В ряде изречений мудрецов говорится о том, как вести себя в тех или иных конкретных ситуациях ("За вином слуг не наказывай"; "Бери жену из ровни" - Клеобул; "Выпивая, не болтай"; "Свадьбу устраивай дешевую"; "В пути не торопись" - Хилон).

"Пир Семи мудрецов" Плутарха завершается разговором о том, что значат слова "ничего сверх меры" и "познай себя" [1]. О том же говорит Платон в "Протагоре" (343в): "Сойдясь вместе, они посвятили их (изречения. - А.Г.) как начаток мудрости Аполлону, в его храме в Дельфах написавши то, что все прославляют: "Познай самого себя" и "Ничего сверх меры" [2]. Эти два взаимосвязанных требования составляют суть той мудрости, которая заключена в жизненных постановлениях Семи мудрецов. Познать себя - значит правильно определить свои человеческие возможности и назначение: а) знать, что есть бессмертные боги, и понять необходимость расти вверх, совершенствоваться ("Учи и учись лучшему" - Фалес); б) знать, что в стремлении к лучшему индивид не одинок, и потому строить отношения с другими людьми таким образом, чтобы оно - стремление к лучшему - стало цементирующей основой этих отношений. Знание себя обязывает человека к нравственной дисциплине, что выражается в требовании меры, которое предполагает сдержанность, владение собой, такое господство над страстями и поступками, которое придает им добродетельный вид.

1 Плутарх. Моралии. М., 1999. С. 387.

2 Платон. Соч.: В 3 т. М., 1968. Т. 1. С. 230.

Моральный канон античности начал складываться как поиск героями путей преодоления своей бренности, совпадал с бессмертным величием подвигов. В его основе лежит образ человека, который стремится к совершенному, лучшему для себя, имея в виду, что лучшее есть такое хорошее, которое никто у него отнять не может и которое позволит ему добиться доступного человеку бессмертия - обессмертит его имя среди людей. Это связано с качествами человека, характеризующими его способность преодолевать чувство страха (мужество), сдерживать свои чувственные наклонности (умеренность), подчинить их требованиям разума (мудрость, рассудительность), взаимоурановешенно строить отношения с согражданами, уважать законы (справедливость). Речь идет о качествах, которые закрепились в истории культуры как четыре кардинальные добродетели античности. Они и терминологически и в своей понятийной основе были вычленены в общественном сознании еще на дофилософской стадии.